— Так в чем связь, а?
Джем потянулась к своей сумочке, достала сигареты, щелкнула зажигалкой и, затянувшись, попыталась объяснить:
— Одно дело парни, которые и не готовились стать воинами, и совсем другое те, кто с рождения к этому шел и… ничего. На них смотреть страшно, Кира. Такие приходят в квартал развлечений для того, чтобы забыться. Забыть о своей никчемности, забыть о своей ненужности, да обо всем забыть. И конечно, отцам больно и неприятно смотреть на сыновей, которые так никем и не стали, точнее, не стали тар-энами. Особенно если отцы сами воины и понимают, чего сыновья лишились. Смотри: дитя иристан-ки и воина — сорок процентов, что ребенок станет воином. Дитя дочери воина и воина — восемьдесят процентов. Дитя воина и неиристанки — ноль целых две десятых процента. А теперь догадайся, что сделает воин, если от него забеременела тьяме?
Мне почему-то опять вспомнился тот самый синеглазый воин. И его взгляд, и его уверенность, что я буду с ним, и… прикосновения… И это его «забудь о своих планах»…
— А что он сделает? — спросила я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
— Удар в живот, Кира! — резко, с какой-то яростью ответила Джем.
Чашка едва не выпала из моих рук. На Джем я смотрела с каким-то священным ужасом в глазах, просто не желая верить… Тупая планета!
Джем рассмеялась, но как-то совсем невесело, и продолжила:
— Обычно приезжие предпринимают меры для того, чтобы беременности не случались. Меры разные, чаще всего идет стерилизация, но случается всякое. Воины — они какие-то особенные, и семя у них не только живучее, оно и женщину меняет. На моих глазах тридцатилетние, что начинали спать с тар-энами, стремительно молодели. Месяц-другой — и им уже не дашь больше двадцати.
— Но дети, — простонала я.
— Это тар-эны. — Голос Джем стал резким и неприятным. — Для них сын, что не стал воином, все равно что инвалид. Такой судьбы для своей крови они не желают. Так что… удар в живот при необходимости, и все.
Сижу, грустно смотрю на темный кофе… в нем почему-то вижу синие глаза, а мои собственные застилают слезы. Он ведь считал, что я тьяме… пока Икаса не увидел. И возник вопрос:
— Джем, а воины забирают тьяме в свой дом?
Она рассмеялась, а потом все так же со смехом:
— Кира, ты такая юная и наивная. Ответь, ну зачем воинам держать тьяме в собственном доме? Для них могут купить квартиру в квартале развлечений, и не более того. Ни один воин тьяме домой не повезет, ведь тогда женщина автоматически вступает под защиту иристанских законов. И с такой женщиной воин обязан быть нежным, вежливым и, да, подчиняться закону. А тьяме заводят как раз для того, чтобы позволить себе значительно больше, чем позволяют традиции.
Вспоминаю наш разговор с тем синеглазым. Мое «к себе везешь?» и его краткое «да». Странно… С другой стороны, «к себе» — понятие растяжимое.
— А чего там традиции не позволяют? — осторожно интересуюсь, старательно глядя только на кофе.
— Скажем так, иристанские традиции и законы охраняют хрупких женщин от излишне сильных мужчин. Тар-эны особенные, Кир, они желают большего, и они способны на большее, а спать с женщиной, обращаясь с ней как с хрупкой вазой, — сомнительное удовольствие, даже не обнять толком.
Вспоминаю бегемотистых особей в папандровом дворце. Да, начинаю понимать, почему габаритные создания у них в почете.
— Интересно, а тьяме полненькие? — действительно интересно было.