Вейн

— И что вы все такие нежные… — недовольно пробормотала она и со вздохом встала. И попятилась. Ксандр сидел в кресле и совершенно невозмутимо наблюдал. Его черная одежда и темные волосы резко контрастировали со светлой обивкой кресла. Казалось, ему не было дела ни до лежащей на полу Лантаны, ни до Путницы, ударившей ее. Только серый туман змеями клубился вокруг сапог мужчины.

 А Вейн вспомнила, что на ней лишь короткая ночная сорочка, которая задралась до самого пояса, когда она сидела на рыжей ведьме. Она отдернула грубую ткань и, как ни в чем не бывало, отошла к окну. Там было обычное серое и пасмурное утро, с затянутым пеленой свинцовым небом и бледным диском белого солнца, лениво плавающим в этой мути.

За спиной было так тихо, словно там никого не было, и это нервировало Путницу.

— Только давай без нравоучений, — хмуро бросила Вейн, чтобы разорвать эту тишину. — Очнется твой цветочек, ничего с ней не случится.

Она постояла, рассматривая унылый пейзаж, вздохнула и обернулась. И уткнулась в его грудь. Чуть отступила, прижалась спиной к стене и с насмешкой уставилась в его глаза. На бледном лице Ксандра залегли тени, словно от боли.

— Что-то ты плохо выглядишь, Аесар, — усмехнулась она. — Что, бессонница мучает? Или рыжая заездила? Ты смотри, а то так, и правда, в призрака превратишься…

Он уперся рукой о стену возле ее головы, и Вейн заставила себя не дергаться и не отодвигаться. Хотя его близость раздражала ее настолько, что хотелось ударить. Или поцеловать.

— Ксандр, ты бы позаботился о своей рыжей кошечке в панталончиках, вдруг захворает, лежа на полу? Какой ты невнимательный, право!

— С ней все в порядке, — спокойно сказал он, рассматривая девушку. — А вот ты дрожишь, Вейн. Твое сердце бьется слишком часто, дыхание сбивается, зрачки расширенны… Я даже подумал бы, что ты боишься, но…— он склонился еще ниже, почти к самой щеке, жадно втянул воздух возле ее шеи, — но ты пахнешь желанием. Знаешь, это очень будоражащий аромат…

Она попыталась отодвинуться, но было некуда. Путница снова насмешливо улыбнулась, даже губы облизала, намеренно вульгарно, так, что сама чуть не поморщилась от отвращения. Ее всегда удивляло, насколько мужчины падки на столь дешевые приемы.

— Ксандр, ты соскучился? Так попроси, может, я буду не против…

— Просить из нас двоих будешь ты, — глухо сказал он.

 — Я просто дрожу от… страха! — пропела она, чувствуя, что правда дрожит. И он чувствовал эту дрожь, ловил напряженным взглядом, ощущал всем телом.

 — И очень просить, Вейн. Только тогда, я, возможно, прикоснусь к тебе, — тихо сказал он.

— Не льсти себе, — усмехнулась она, откидывая голову. — Я просто привыкла к жарким… ночам. А здесь слишком долго мою постель не согревает мужчина. Мертвые Перерожденные, конечно, не в счет.

Он усмехнулся.

— Прикасаться к тебе — опасно для жизни. Помнится, после первого раза я получил нож в грудь, а после второго — удар по голове и кражу камня. Я учту свои ошибки. На будущее.

 — Учти, — девушка резко подалась вперед, прижалась к его телу, голыми ногами к кожаным штанам, грудью к ткани рубашки. — Начни прямо сейчас… — она закинула руки ему на шею, откинула голову и раскрыла губы, понимая, что почти никто не может устоять перед столь откровенным призывом.

— Ты намеренно меня дразнишь, Вейни? Помнится, у носатого Верда, которого все называли Жалом, была эта глупая присказка про олиру и лютик. Старая присказка старого мастера… Эти трюки так предсказуемы, Вейн. Ты дразнишь, улыбаешься, облизываешь губы, но это все игра, маска… Отвлечение внимания. Я наслышан о тебе, Кьяра…Да и кто из Темных о тебе не слышал? О твоих методах и подвигах, — он усмехнулся и снял ее руки, отодвинулся. Путница смотрела в это лицо, чуть искаженное шрамом на виске и старалась не дрожать. Теперь ей действительно было не по себе. Он наклонил голову, рассматривая ее.

— И еще я нашел твою птицу, дорогая.