Вейн

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не бойся, Вейни, я обязательно вернусь. Но все разговоры придется отложить, не до того сейчас…

— Конечно. Только… возвращайся. Пожалуйста.

Он снова улыбнулся, заглянул ей в глаза, словно хотел сказать что-то еще. Приступ страха ударил Вейн изнутри с такой силой, что воздух разом вышел из легких, и в глазах потемнело. Она отшатнулась. Александр отодвинулся, развернулся и пошел к выходу. И чем дальше он уходил, тем легче ей становилось. Тьма отступала, отпускала душу Вейн, уползала змеей вслед за камнем познания - ее порождением.

Словно оглушенная, Вейн стояла в коридоре. Вокруг уже носились слуги, мелькали желтые огни масляных ламп, хлопали двери и скрипели засовы опускаемых решеток. Еще через полчаса гостеприимный замок ощетинился копьями, оскалился прутьями, хмуро прищурился узкими окнами, в которых заняли свои посты воины.

Подъемный мост пока был опущен, и по нему торопливо бежали за укрепленные стены замка жители деревни. Они неслись в криво застегнутых кожухах поверх ночных сорочек, в стоптанных ботинках на босу ногу, прижимая к себе плачущих спросонья детей.

Все знали, что означают сигнальные огни на башнях Перевала.

Ночь провели без сна. Сначала устраивали в нижнем зале жителей долины. Вейн и Люси наравне со слугами таскали вниз тюфяки и одеяла для женщин и детей, успокаивали плачущих. Мужчины почти все стояли на башнях, до рези в глазах всматриваясь в ночные дороги, сжимая в руках кто топоры с вилами, кто клинки. Другие помешивали в кадушках смолу, которой при нападении окатывают сверху врагов и поджигают.

Люси выглядела скорее взбудораженной, нежели напуганной. Вейн отводила глаза от лица сестры, не в силах смотреть на нее и в глубине души радуясь, что количество неотложных дел и забот не дают им возможности даже поговорить. Леран выглядел бледным и встревоженным. Его глаза горели нездоровым блеском, а на щеках расползались лихорадочные пятна. Вейн осторожно тронула его за руку.

— Все будет хорошо, — с убежденностью, которой не чувствовала, произнесла она, — мы справимся.

Он посмотрел на нее с благодарностью и кивнул. Провел рукой по лбу, покрытому испариной. Рука заметно дрожала.

— Конечно, Вейн… Конечно… спасибо вам… тебе… за помощь.

— Все, кто пришел из долины, устроены в нижних залах или в пристройках. Места достаточно, к счастью. Я приказала зажечь камины и вскипятить воду. Многие продрогли, пока шли в замок, особенно дети… Мистрис Алесс знает рецепты согревающих отваров, ваша кухарка поможет ей. Можно будет отправить часть отвара на башни и к решетке, мужчинам. Пусть в Далькотте весна, но все же еще слишком холодно. А далеко не все они успели одеться, — она говорила спокойно, даже размеренно, обыденным тоном, не допуская ни нотки волнения. Леран, слушая ее, тоже успокоился и собрался с мыслями. И снова взглянул на нее уже чуть виновато. А потом вдруг обнял девушку и поцеловал в макушку.

— Спасибо, Вейн. Мне очень повезло с вами, виры ко мне так добры! Проверю, как дела у наших воинов.

Он торопливо развернулся, устыдившись своего порыва, и быстро пошел к лестнице. Вейн, закусив губу, посмотрела ему вслед. Да уж… Повезло.

От тетушки Руты пользы никакой не было, она только бегала, как квочка, среди испуганных женщин и утирала слезы кружевным платочком. Вейн отправила ее наверх, в свою комнату, чтобы не пугала собравшихся еще сильнее.

— Отдохните, — душевно велела девушка. — Вы нужны нам здоровой и бодрой, мистрис Рута.

— Ты права, деточка, — всхлипнула тетушка. — Кажется, мне лучше прилечь…

Зато мистрис Алесс проявила себя настоящим бойцом и до самой зари помогала кухаркам варить отвар, успокаивала детей, которые от одного вида строгой наставницы, тут же замолкали и прятались за юбки матерей.

Только когда первые лучи солнца окрасили горизонт, Вейн вздохнула свободнее и почувствовала, насколько устала. Как и многим, ей казалось, что при свете дня Темные не нападут.

Желтые огни сигнальных башен Перевала горели еще три дня. И за эти три дня Вейн почти не спала. Помимо забот, которые она обязана была выполнять, как нареченная Ленара, да и просто по-человечески, ее не отпускала тревога. Мысли бились в голове всполошенными птицами и не давали покоя. Стоило ей упасть на кровать в своей комнате, ожидая, что провалится в успокоительный сон, едва голова касалась подушки, как мысли возвращались и будоражили душу.