– Это нормально, что богатый дом в центре квартала вот так нагло толпой грабят? – не удержался я от рвущегося на язык вопроса.
– Да ну, это не богатый дом, – возразила Сафи в ответ.
– Небогатый? Да этот дом стоит больше, чем триста таких лачуг, как ваша.
– Ну да, дом хороший, – не стала спорить девочка. – Но это старый дом. Когда-то город был совсем другим. А теперь тут такая же беднота, как у нас в районе. Просто эти еще не поняли, строят из себя хозяев жизни. Ты же видел, они почти такие же горшки, как и мы. Тоже есть нечего, хоронить своих не успевают. И воду от Верхнего им давно отрезали. Сказали, за неуплату. Пьют теперь такую же гадость, как мы пьем.
– И что, разве ваша стража в такое не вмешивается?
– Стража? Ну ты и сказал. Это в Верхнем городе стража нормальная. А тут не стража, тут твари опухшие. Клан таким, как Ленты, отдает здесь все на ночь. Никто никогда не вмешивается. Чем хуже мы живем, тем лучше клану.
Я покачал головой:
– Чем дальше, тем меньше я понимаю ваши порядки. Какой смысл клану гнобить своих жителей?
– Так мы не шудры. Данто много шудр держать не может, у них несильный клан. Да и шудры ненастоящие, клятва без крови – это не клятва.
– При чем тут это? Шудры вы или нет, вы все равно под семьей. А семья обязана заботиться о своих.
– Только не Данто.
– Тогда это не аристократы, а непонятно кто.
– Ну да, они уроды конченые, – кивнула Сафи. – Говорят, раньше было по-другому. Раньше степь давала шкуры, город делал из них дорогую кожу и торговал. И даже указывал клану, что можно, а что нельзя. Были разборки всякие из-за этого. Потом клан решил, что это того не стоит. Теперь просто шкуры продает за море. А зачем держать такой большой город, если для торговли шкурами столько людей не нужно? Степняки шкуры приносят сразу семье, а не в Нижний. Правило такое сделали. Все деньги только Данто. Вот и не стало заработка. Думаешь, почему мы так злимся на клан? Почему тебе, шпиону, помогаем? Да-да, помолчи, я знаю, что ты скажешь. Что ты не шпион. Ха-ха. А вот мы потому на них и злые. Раньше здесь жили все, а теперь живет только семья и слуги семьи. Остальные что хотите, то и делайте. Они без нас хорошие деньги делают легко, и не надо возиться со сбором налогов и пошлин, разбираться с недовольными ремесленниками. Шкуру взял у степняков, погрузил на втором пирсе, вот тебе и деньги сразу. А мы теперь должны как-то выживать. Тут тоже бунты были, но их давили быстро и потом наказывали сильно. И в клане знают, что, если нас не давить, мы ворота степнякам откроем. Я бы первая открыла. Ну а что? Думаешь, я всегда у Кубы жила? Да я тут жила раньше, я квартальная. У меня семья нормальная была. А теперь… теперь. Да ты сам все понимаешь. Хуже, чем под Данто, уже не будет. Да и у степняков нормальный лидер появился. Я об Ингармете. Он же тебя послал, да?
– Ну сколько можно говорить, я знать его не знаю. Пока вы не начали эту ерунду нести, я даже не подозревал о его существовании.
– Гер, хватит врать, у тебя это плохо получается. Говорят, Ингармет красивый очень, – мечтательно протянула Сафи, равнодушно поглядывая в сторону резвящихся погромщиков. – И еще у него железная воля и он… Что они творят?! Да эти битые горшки совсем страх потеряли! Детей утаскивают!
Творилось действительно нечто странное. В доме продолжала визжать женщина, трещала мебель, звенело стекло. Из того же переулка показалась еще одна группа ночных грабителей. Раза в два меньше первой, но лучше организованная. Подступили к дверям, орать начали, что-то приказывать. Гам стоял такой, эхо по пустой площади гуляло, разобрать, о чем речь, не получалось. И тут же из дома вывели мальчика, которому новоприбывшие начали со знанием дела связывать руки.
Я, прищурившись, неуверенно предположил:
– Он похож на одного из тех, кто за монетками нырял. Он того пацана, который чуть не утонул, помогал мне из фонтана вытаскивать.
– Как ты можешь его видеть? – удивилась Сафи. – Темно совсем, факелы у них почти бестолковые.
– У нас, любителей древности, глаза должны хорошо под землей работать.