Путь одарённого. Крысолов. Книга первая. Часть первая

22
18
20
22
24
26
28
30

Пыхтя, расстегиваю рубаху на могучей груди. В крови вся, но не беда, застираю в холодной солёной морской воде. Вытравим кровь, не впервой, главное, чтобы засохнуть не успела.

Теперь очередь пояса. Нормальный такой. Неплохо в наше время воры живут! И что мы тут имеем? Хотя, перебирать хабар сейчас некогда. Вижу, что два клинка есть и кошель имеется – в котомку их, а пока штанами займёмся, нет, сапогами, а потом и штаны стащу.

Ого! Вот это улов! Даже я понимаю, что повезло. Любил говнюк красиво и дорого одеваться, но сапоги даже ему не по карману. Явно, нечеловеческие руки занимались выделкой этой кожи. Сразу видно, что без ушастых тут не обошлось, а это значит, что он стянул их с какой-то весьма непростой жертвы, но ему они не в радость оказались, а потому и мне не резон эти сапоги носить. Продам или обменяю.

Да, стаскивать их с мёртвого тела, то ещё удовольствие, но я справился. Затем дошла очередь и до штанов. Кожаные они, и хорошо, что исподнее наличествует, но даже им я не побрезговал, несмотря на запашок от освободившегося мочевого пузыря и наличия под тканью большого количества совсем не золота.

Но ткань отличная. Явно шёлк и возможно, что от эльфийских мастеров.

Фу, какая гадость! Освобождаем снятое исподнее от лишнего веса. Теперь очередь жилетки. Она тоже из кожи, и, кстати, украшена металлическими бляшками. На продажу.

Ворочать тяжёлое тело у меня едва хватает сил, но бросать такой хабар я точно не намерен. Справился. Особенно тяжело было первую руку освободить от одежды, но я молодец – попыхтел, но сделал. С его другом вышло быстрее, хотя прикид у него тоже был приличный и кошель имелся. Сапоги, правда, подкачали, да и куртка на нём была, а не жилетка. Нагрузился прилично, и ещё немаловажная деталь – с пальцев рук убитых снял по два кольца, а с шеи каждого – цепочки из серебра и что-то вроде артефактов. Может, магические щиты?

Если от своего схрона я плёлся минут двадцать, таща на себе сегодняшний результат ночной охоты, то сейчас то же расстояние, и таща уже две котомки, буквально пробежал вдвое быстрее. Вот что страх, быть узнанным и обнаруженным, делает!

Ну, вот и схрон. Я, как раз, только что выбрался за крепостную стену по полузасыпанному подземелью. Устало скинул обе котомки и сам, практически без сил, свалился на камни рядом с ними.

Вот оно, моё убежище, вот он мой, никем до сих пор не обнаруженный, схрон. Вот то место, откуда я каждую ночь выхожу на охоту. Здесь я сплю, здесь я прятался в первое время.

Я прикрыл глаза, и нахлынули воспоминания.

Я не помнил, кто я, как меня зовут – всё выбил из меня страх, озлобленность людей вокруг и постоянный стресс.

Были ли у меня родители? Наверное, да, ведь как-то же я появился на этом свете? Да и смутные воспоминания имелись.

Я вытащил из ножен маленький кинжал. Тонкое, льдистое лезвие. Что бы я с ним ни делал – ни зазубринки нет. Я даже у ножа, которым я туши разделываю, помню, лезвие правил, делая из прямого железного лезвия шкуросъёмный нож с полукругом, под клинок. Так вот, даже моей силы, тогда ещё шестилетнего пацана, хватило, чтобы снимать стружку с металла, а на лезвии кинжала не появилось никаких признаков того, что он от такой работы затупился. Но ножны, как и сама рукоять на кинжале, простые, не бросающиеся в глаза.

Я даже помню немного, но смутно как-то, кто мне его подарил. Большой, крупный мужчина, и я думаю, это был мой отец. Он ещё что-то мне объяснял, говорил, рассказывал об этом клинке, но больше я ничего об отце вспомнить так и не смог, как ни старался.

А вот мама…

Самое яркое впечатление, словно огнем, выжжено в моей памяти. Пылающее огнём, орущее, убегающее тело какого-то мужика, а рядом валяются еще четверо – кто обожженный, а кто с развороченной головой, из которой вытекают мозги, а кому-то огнем с молнией пробило грудину. И красивая молодая женщина, еле стоящая на ногах, из живота которой торчала рукоять ножа, и бегущие в нашу сторону какие-то бугаи в доспехах… и этот её дикий крик – «Беги! Беги! Беги!»

И я побежал.

Тогда я, конечно, был одет не в то, что ношу теперь. И куртка, и штаны были из кожи, и так полюбившиеся мне кожаные сапоги, от мастеров великого леса – мягкие до одури и удобные. И пояс, на котором примостился, подаренный тем мужчиной, которого я теперь считаю своим отцом, кинжал. И относительно чистое исподнее.

Я долго бежал, очень долго. Меня так никто и не догнал, или просто даже и не пытались?