— Все-все, — как видно, уловила что-то совсем уже нехорошее в его интонациях Женька, мигом присмиревшая. — Молчу.
Родька с невыразимой печалью уставился на меня. И такая грусть обнаружилась в его круглых глазах, такое разочарование в жизни, что мне даже неловко стало.
— Это жизнь, — объяснил я слуге. — В ней всякое случается. Извини.
Мезенцева хмыкнула, но промолчала, запихав для верности в рот целиковую печенину и смачно ей захрустев.
Родька бросил в сторону девушки короткий взгляд, после чего та немедленно закашлялась, да так сильно, что аж согнулась, задыхаясь.
А что, он и так умеет? Не знал.
— Получила? — с удовлетворением произнес Нифонтов, подходя к Женьке. — А вот не зли тех, кто при желании может устроить тебе веселье с последующей кремацией.
Он несколько раз с силой хлопнул ее по спине.
— Уффф! — с трудом восстановив дыхание и выплюнув остатки печенья в ладонь, просипела Женька. — Как же вы мне все…
— Что именно? — уточнил Нифонтов любезно.
— Дороги! — почти проорала Мезенцева, выбрасывая несъеденное в мусорное ведро, открывая кран и наклоняясь к нему. — Особенно ты, глазастик.
Родька погрозил ей лапой и тихонько скрылся в комнате.
— Нет у человека ума, — пожаловался мне Нифонтов. — Напрочь. Как и инстинкта самосохранения. Не понимает, что несет.
В этот момент кран дернулся, а следом за этим Мезенцевой в лицо ударила струя воды. Выглядело это так, словно кто-то невидимый приложил к нему палец, очень верно рассчитав, кого именно ему хочется обрызгать.
Сдается мне, Вавила Силыч тоже решил не оставаться в стороне. А может, за Родьку обиделся.
— Да вашу мать! — заорала Женька, пытаясь спешно закрыть воду. — Что же это такое?
— Это? — Николай иезуитски улыбнулся. — Злонравия достойные плоды. Садись на табуретку и прикинься восковой фигурой. Поверь, данный вариант на текущий момент для тебя лучшее решение.
Женька цапнула кухонное полотенце и вытерлась им, а затем последовала совету старшего товарища.
— Я бы чаю выпил, — сообщил мне Нифонтов, тоже усаживаясь на табурет. — Если не сложно.
Как же я не люблю те моменты, когда оперативник становится изысканно-вежлив. Это всегда означает одно — у него есть на меня планы.