И жалко Семироля, который, в общем-то, не ради себя рискует.
И безумно жаль ЕГО, нерожденного, плывущего в своем красном космосе и ощущающего ее страх.
Она сжала зубы, заставляя себя успокоиться. Нечего пугать ребенка раньше времени…
Машина выровнялась. Семироль, вместо того чтобы притормозить, поддал газу.
— Ян…
— Молчите, Ирена. Расслабьтесь. Все будет…
Машина вильнула. Ударилась боком о полосатый столбик дорожной разметки, выровнялась. Поворот…
Она зажмурилась. Не было сил смотреть.
Ей действительно надо расслабиться. Собраться с мыслями и решить, как быть дальше. В машине центральный замок — выскочить на дорогу неожиданно для Семироля ей не удастся. Да и бессмысленно это — выскакивать на дорогу… Разве что в городе, перед светофором… там легко нырнуть в подворотню, в подземный переход, вскочить в автобус… Хорошо бы толпа. Побольше людей; но в такую погоду, да еще вечером, вряд ли найдутся охочие до прогулок…
…Значит, остается больница. Она, разумеется, поклялась Семиролю, что ни слова, ни полслова о том, кто она такая… Семироль все уладит… иначе, Ирена, вы ведь понимаете… иначе…
Машина вильнула. Поплыла, бессмысленно вращая колесами, пытаясь сквозь снежную кашу дотянуться до тверди; Ирена зажмурилась сильнее.
Сейчас вездеход опрокинется на бок, они с Семиролем вместе полетят вниз — и там, на дне, будут долго и мучительно умирать в искореженной железной коробке…
— Спокойно, Ирена. Не бойтесь…
Он хорошо едет. Как Анджей. Даже лучше Анджея; Ирена вспомнила, как муж учил ее водить машину. «Есть вещи, которые ты зазубришь, как попугай. Есть вещи, которым ты выучишься, как обезьяна… А есть интуиция, без которой и первое, и второе бессмысленно…»
Кажется, вот на этой развилочке тюремщики передали ее в руки Семироля. На смерть, как она полагала…
Миновали развилочку.
— Скоро… Сейчас будет шоссе… Больно?
Ирена уже забыла. Забыла, что должна симулировать, что Семироль, оказывается, не забывает о ее боли даже на самой трудной, самой опасной дороге…
— Больно, — сказала она и почти не соврала.
— Скоро… На шоссе поднажмем…