— Я бы проводил вас, — раздумчиво сказал лавочник. — Но вы, как видно, устали, проголодались, извелись… А что, муженек бросил вас али запил?
Ирена, оторопев, покачала головой.
— Не отпирайтесь, госпожа, и мужнюю жену, которая гуляет городом, совсем по-другому видать… И бродяжку видать, даже если по-благородному одета… А подол-то рваный…
Ирена отступила на шаг.
— Уж простите, какие обиды, я человек тертый, многое видал… А вы, часом, не… — и он вопросительно указал взглядом на Иренин живот.
Она почувствовала, как приливает кровь к щекам и ушам. Отступила еще на шаг, собираясь уйти.
— Я, госпожа моя, перед Провидением должник, — серьезно сказал лавочник. — Так и быть, принял бы вас на постой… Задаром почти, так, за отработку… Провидение учит отчаявшихся — утешать, бездомных — привечать, беременных — оберегать… Байстрюка вашего в хороший приют отдадим. Ну, пошли, — и он взял Ирену за запястье.
Возможно, его руки вовсе не были липкими. Возможно, Ирене показалось.
— Отпустите! — она рванулась.
— Ну-ну, милая… Правду ведь я сказал? Видно, что правду… Провидение учит — ежели кто добра своего не понимает, так наставлять деликатно либо в тайне добро делать… А в тайне не получается. Идем, глупая, накормлю хоть тебя, а то щеки, гляди, втянулись, брюхатым жрать-то за двоих полагается…
Она рванулась, чуть не сдирая с запястья кожу. Рука лавочника сжалась сильнее, причиняя уже нешуточную боль:
— Не дергайся, кому говорят? Спасибо потом скажешь… А то гляди, спросит с тебя Провидение — за неблагодарность…
От боли Ирена ослабела. Хотела крикнуть — «Анджей», но голоса не было. Ноги уже покорно волочились вслед за деловитым лавочником, а что, а ничего страшного, не стража, не палач и не тюрьма, может быть, стоит задуматься о…
— Отпусти ее.
Сказано было негромко, тускло, без выражения, но пальцы лавочника мгновенно разжались.
Ирена всхлипнула.
Рядом, в двух шагах, топтались в пыли мохнатые конские копыта.
Она подняла голову.
Молодой аристократ стоял, удерживая лошадь под уздцы. Лицо его больше не было сосредоточенным — злым оно было, холодным и яростным, и лавочник попятился под тяжелым взглядом.
— Чего ты прицепился к женщине?