Она присела на самый краешек скамейки.
— Го-ол! Го-ол!! Двести восемнадцать-двести шестнадцать!..
Мальчишки не выглядели усталыми. Шайба, мир клином сошелся на шайбе, никто даже не взглянул на Ирену… Хоккеисты были нелюбопытны — или попросту не видели ее?..
— Что же ты молчишь, Хмель?
— Разве нам не о чем помолчать?
Тот, что сидел рядом, удовлетворенно хмыкнул. Кивнул на мальчишек с некоторым самодовольством:
— Тебе нравится?
Она молчала.
— Ты плохо обо мне думаешь, Хмель.
— Разве? — удивилась Ирена.
Ее длинная тень достигала макушкой льда.
Хорошо бы вспомнить что-то хорошее. Что-нибудь теплое, связанное с Анджеем… Это было бы очень кстати. Потому что в момент, когда от нее требуется проявить все свои силы и способности — в этот самый момент она уже ни на что не годна. Обидно.
Коньки оставляли на льду белые бороздки, в них преломлялось солнце, казалось, что лед подернут светящейся паутиной. Алмазной пылью носились подхваченные ветром снежинки.
— Красиво, правда? — спросил Анджей.
Ирена прищурилась.
Наваждение было мгновенным. Перед глазами у нее потемнело, снежинки обернулись рассеянными в пустоте светлячками — безумно величественное, редкое в своей красоте зрелище… Кажется, нечто подобное она испытала, когда в шесть лет впервые попала в планетарий. Но там была тень, слабое подобие мира, открывшегося Ирене в эту минуту…
Снег снова стал белым. Черная шайба улетела в сугробы, мальчишка в бордовом свитере полез извлекать ее, прочие азартно поторапливали…
— Красиво, — сказала она еле слышно.
И впервые решилась посмотреть ему в глаза.
Нет, он не изменился. С таким же лицом он мастерил свои спичечные «модельки», колдовал за компьютером, кормил голубей…