— Я здесь! — выкрикнул плачущий голос, от которого Игарово сердце едва не лопнуло, как мыльный шарик. — Я зде…
Илаза проломилась сквозь кусты, всхлипнула, споткнулась и упала бы к Игаровым ногам — если бы в ту же секунду не напряглись невидимые нити, превратившие девушку в подобие живой марионетки.
— …потому что теперь-то я знаю, что ты приведешь Тиар. Знаю наверняка.
ГЛАВА 3
Ее долгое безразличие прорвалось, как нарыв.
Ветви вокруг казались неестественно неподвижными. Серые полотнища паутины обвисли, отягощенные человеческими телами; Игар снова ушел, снова ее оставил, одну, в страшном одиночестве… Паутина колышется, вздрагивают в свете луны круглые, отвратительно липкие сети. Скользнул по лунному диску маленький нетопырь — и забился, изловленный навсегда и бессмысленно…
Илаза коротко всхлипнула. Там, внутри нее, поднималось горячее и злое, поднималось, как пена в закипающем котле. Сейчас подступит к горлу. Сейчас…
Она невидяще огляделась. Человек без лица, с серым коконом вместо головы, покачивался над самой землей; из-за пояса у него торчало древко. Что там на древке, Илаза не разглядела.
Мертвое тело дернулось под ее руками, муторно закачалось в паутине, желая лечь на землю, в землю, обрести, наконец, покой. Скрежетнув зубами, Илаза вырвала из-за пояса мертвеца топорик — а это был именно топорик, маленький и блестящий, и неожиданно легкий в ее руках. Два сильных, неумелых удара — и ненавистные нити лопнули, отпуская тело; мертвец рухнул, едва не придавив собой оскаленную, с топориком наперевес Илазу.
Бесформенная тень скользнула над ее головой, растворилась в темной кроне. Издевательски дернулась паутина; скрипучий смешок.
Мутное варево в Илазиной душе хлынуло через край.
Горло сдавилось судорогой. Топорик в руке оказался продолжением слепой тошнотворной силы, прущей изнутри и сносящей преграды. Рвать, рубить, кусать зубами; Илаза кидалась на сети, как зверь на прутья клетки, и во рту ее стоял кровавый металлический вкус.
Никогда в жизни ей так сильно не хотелось убивать. Сделать живое мертвым, а стремительное — недвижным. Зрение ее раздвоилось; глаза различали мельчайшие, еле освещенные луной детали — зато прочий мир размылся, потерял очертания, как та темная тень, что сидит сейчас у нее над головой…
Движение в кронах, чуть заметное; тень мелькнула — и замерла. Вот она. Вот…
Хруст. Летит на землю снесенная ветка; топорик бессильно вгрызается в древесную плоть — а над головой скрипуче смеются, смеются над ее бессилием, обреченностью, над беспомощностью Игара…
— Тварь!! Тварь, я убью, убью!..
Ухая, как дровосек, Илаза рубила и рубила, прорубалась, продиралась; кажется, цикада, жившая у ручья, испугалась и смолкла. А если б она и трещала по-прежнему, Илаза все равно не услышала бы, потому что кровь в ее ушах заглушала все звуки, оставляя только бешеный стук сердца: бух-бух-бух…
Пена, поднявшаяся в ее душе, проливалась наружу. Топор рвал паутину и бился о стволы; Илаза кричала и проклинала, замахивалась на мелькавшую перед ней тень, но удар ее всякий раз приходился уже в пустоту, и она задыхалась, немыслимым усилием выдирая увязающий в древесине топор. Еще одна цикада проснулась совсем близко, и вдалеке отозвалась еще одна; умиротворенный, благостный, нежный звук…
— Обернись, я здесь.
Хруст срубаемой ветки. Хриплый крик поражения.
ebooksa