Илаза не желала видеть. Слышать он хотела еще меньше; вепрь кричал так, как кричал той далекой ночью умирающий волк, а у Илазы не было рук, чтобы заткнуть уши. Тогда она завопила сама — чтобы заглушить его крик хотя бы в собственных ушах.
Собственный ее кокон повторил конвульсии огромного тяжелого тела. Потом стало тихо-тихо; она приоткрыла было глаза — но делать этого ни в коем случае не следовало, потому что кабан еще жил, а бесформенная тень была рядом, приникала, впивалась…
Потом Илаза лицом почувствовала льющийся в ноздри ручей.
Утром у нее началась горячка.
Она куталась в рваный платок, пытаясь согреться. Она сидела на солнцепеке, но от этого сделалось только хуже. Она развела костер, но сил ходить за ветками не было, и потому огонь то и дело затухал. Потом пришел бред, и в бреду она видела Игара, бьющегося в сетях.
Вечером она совершенно уверилась, что умрет, и ни капли не огорчилась. Лежала на боку, свернувшись клубком, пытаясь дыханием согреть колени и ни о чем не думая. И только ощущение чужого присутствия заставило ее вздрогнуть и сесть.
— Что? Я тебя слишком сильно замучил?
Она сжимала зубы. Попытаться открыть рот — значит тут же и прикусить язык. Лихорадка.
— Ложись. Закрывай глаза. Теперь не бойся — я не хочу тебя пугать. Ну?
Она повиновалась. Сырая земля казалась горячей, как печь.
— Расстегни платье на спине. Я не хочу рвать… Не бойся.
Пальцы не слушались ее. Она отогнула несколько крючков и заплакала.
— Тихо. Все. Закрывай глаза. Я тебя уколю сейчас, почти не больно. Тебе станет лучше, и ты заснешь.
Она ощутила прикосновение к своему плечу — и чуть не закричала. Да закричала бы, если б могла.
Потом в спину будто ужалил слепень. Она содрогнулась, с шипением втягивая воздух.
— Да, больнее, чем я хотел… Но будет гораздо лучше, чем было. Потерпи.
Несколько минут она лежала, собравшись комочком, вглядываясь в цветные пятна, плывущие перед глазами; потом тело ее вдруг сделалось весенней землей, по которой плывет, разливается теплая речка.
Дрожь ушла. Речка заливала остывшие берега, и они расслабленно нежились, подставляя себя солнечным лучам. Все тело Илазы стало теплым и слабым, и легким, как подогретое вино. Она перевернулась на спину, все еще не открывая глаз, позволяя себе на минуту забыть о страшном, о далеком, о неизбежном…
Бесконечные бабочки перед глазами. Сумасшедший танец мотыльков. Легкомысленный пьяный смех, в котором нет ничего постыдного. Как хорошо…
Она заснула, и не видела во сне ни серой паутины, ни окровавленного Игара, ни умирающих вепрей.
ebooksa