Удивительно, но Илаза ждала прихода сумерек. Ждала появления убийцы; сидела, прислонившись спиной к широкому стволу, жевала травинку и смотрела, как опускается солнце. ТОТ появлялся, как правило, еще засветло, в нехороший час, когда у многих неспокойно на душе — между уходим дня и приходом вечера. На грани. В сумерках, одним словом. Илаза ждала.
Она оглядывалась и прислушивалась — и все равно появление тени застало ее врасплох. Привычный испуг, мороз по коже; усилием воли она взяла себя в руки. Подняла глаза. Попросила серьезно:
— Можно… поговорить? С вами?
Чуть заметное сотрясение веток. Хорошо, что она не видит собеседника. Она боится его увидеть. Его присутствие и так слишком ощутимо.
— Я… вы знаете, я чем угодно готова поклясться, что больше не убегу. То есть не попытаюсь…
Она запнулась. С кем она беседует? С говорящим пауком?!
— Я… дождусь Игара. Игар удачлив. Он все сделает, как обещал. Я не буду больше бегать, драться… Я только хочу попросить.
Она замолчала. Тишина. А вдруг все это время она разговаривала со случайной белкой?!
Она поднялась. Огляделась; сделала несколько неуверенных шагов:
— Вы… здесь? Вы слышите?
— Конечно, — негромко сказали у нее за спиной, и сердце бухнуло, как обернутый мешковиной молот.
— Не бойся… Я запугал тебя. Больше не буду. Все.
Она улыбнулась — жалобно и недоверчиво:
— Я… хотела попросить.
Слова просьбы приготовлены были заранее. Доведя до конца всю красивую длинную фразу, Илаза снова улыбнулась — с трудом. Зачем себя насиловать, если он за спиной, то все равно не видит ее улыбок… а видит, так не понимает… а губы трескаются и болят…
— Нельзя, — серьезно отозвалось переплетение ветвей.
Она почему-то ждала, что он не откажет. Улыбка прилипла к ее губам, сделавшись совсем уж нелепой:
— А… почему?..
В темнеющих кронах тихонько треснул сучок. Вряд ли он сломал его случайно — скорее всего, щелкнул специально для Илазы, чтобы обозначить свое теперешнее местоположение.
— Ты видела курильщиков «рыбьей гривы»?