Он еле сдержал стон. Боком, будто краб, выбрался из-под одеял в предрассветный холод. На четвереньках отполз в сторону; кобыла удивленно фыркнула.
Птица, как это бесчестно. Как это подло и отвратительно, он противен самому себе… Его трясет от холода и вожделения, и та клятва, которую он принес на Алтаре, ни от чего, оказывается, не защищает…
Он до рассвета бродил в темноте, прыгал, пытаясь согреться, и считал шаги. И гнал, гнал от себя навязчивый образ, и призывал воспоминания об Илазе, сравнивал и снова убеждался, что его жена красивее. Моложе и красивее, тоньше и легче…
Тиар проснулась, когда рассвело. Аккуратно сложила одеяла в багажный сундук; распустила и тщательно расчесала темные с медным отливом волосы, искоса взглянула на дрожащего Игара — но ни о чем не спросила.
Под первыми лучами солнца он согрелся и задремал, скрючившись на жестком сидении; Луна неутомимо трусила вперед, сквозь сон Игар слышал, как Тиар расспрашивает кого-то о дороге, о развилке, о Подбрюшье; у него не было сил, чтобы разомкнуть веки. И сновидений не было тоже.
Потом он проснулся — оттого, что тряска прекратилась. Дернулся, вскинул голову, пытаясь понять, куда они приехали и который теперь час; ни селения, ни постоялого двора, ни хотя бы одинокой хижины поблизости не было. Было поле — убранное, гладкое, и на самом краю его отдаленный ряд высоких тополей, неровный, как бахрома на старой скатерти.
Тогда он вопросительно посмотрел на Тиар. Та сидела, отпустив поводья, и задумчиво глядела на стерню, где поблескивали серебряные нити крошечных паутинок.
Он испугался. Молчание, пустынное поле, отрешенное лицо сидящей рядом женщины…
— Мы скоро прибудем, Игар, — сказала она медленно. — Я расспрашивала людей — два дня пути от силы…
— Да? — спросил он, пытаясь изобразить радость. — Хорошо, как хорошо, сестра уж заждалась…
Тиар повернула голову:
— Сестра?
Он похолодел. Проклятый сон, размягчающий мозги. Проклятые бессонные ночи…
— Илаза… Жена.
Тиар подняла брови:
— Жена или сестра?
Он раздраженно тряхнул головой:
— Жена… Мы сочетались на Алтаре.
Тиар не отводила глаз. Зеленые звездочки казались Игару недоступно-холодными и недостижимо-далекими — настоящие небесные звезды, колючие и равнодушные.
— Ты заврался, Игар. Ты все время врешь.