Зак каким-то образом оказался в центре конфликта, и он хорошо осознавал, что совсем скоро девчонки поймут, что им стоит злиться не друг на друга, а на него. Это он разрушил игру, он спрятал анкету, он тот, кого Элис…
Тот, кого любит Элис, что тоже было непонятным. Не то чтобы он не думал о девочках, или даже никогда так не думал об Элис. Он думал. Но чтоб пригласить куда-то? Эта идея обескураживала.
— Что ж, — сказал Зак, открывая дверь закусочной. — Вперед.
В закусочной было тепло, на круглом вращающемся столике стояли огромные торты и слоеные пироги с глазурью и сочащейся начинкой. Там же стояло три блюдца с Джелло[11] и еще несколько с рисовым пудингом, усыпанных изюмом, и каждый покрыт полиэтиленовой пленкой.
Женщина с короткими красиво уложенными седыми кудрями, стоящая за столиком, осмотрела их с ног до головы, как будто пыталась определить, есть у них проблемы или нет.
— Не нужно тут повсюду следить, — наконец, сказала она.
Зак чувствовал запах чего-то жарящегося в подсобке, и его желудок заурчал от голода.
— Извините, — сказала Элис, шагнув назад, стараясь выглядеть, как можно милее. — Мы катались на нашем паруснике и увлеклись. И, похоже, слишком. Мы просто хотели взять поесть что-нибудь теплое, прежде чем вернуться. Вода очень холодная.
Женщина за столиком улыбнулась, как будто идея здорового времяпрепровождения сделала грязь на их одежде полезной. Или, может, она подумала, что у детей с парусником есть деньги, как бы плохо они ни выглядели.
— Что ж, хорошо, но сперва вытритесь в подсобке. Столик на четверых?
— На троих, — сказала Элис, и женщина растерянно прищурилась.
Зак перевел взгляд на куклу, обессилено висевшую в руках Поппи.
— Пойдем, — Поппи взяла Элис за руку и потащила ее в уборную. Пока они шли, она смотрела на седовласую женщину за столиком. — Столик для четверых. Прекрасно.
Зак отправился в уборную для мужчин. Там в ряд висели три писсуара, и стояла одна кабинка. Все было выложено светло-голубой плиткой, на которой висели картинки реки Огайо в давние времена. Он подошел к раковине, снял обувь и помыл. Затем он снял джинсы, отряхнул с них грязь и частички травы с манжет и попытался их высушить. Лучшее, что он смог придумать, — соединить бумажные полотенца и сушилку для рук.
Наконец, он выжал майку в одну из раковин, расправил руками мокрые волосы и надел джинсы. Сырые и холодные, они прилипли к ногам. Он взглянул в зеркало и увидел немного загоревшего мальчика, смотрящего на него, старше, чем он себя помнил, с такими же растрепанными темно-русыми волосами и черными глазами, которые, казалось, говорят: «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь».
Когда он вернулся из уборной, Элис и Поппи уже сидели на банкетке. Они ему помахали, и он зашагал к ним, будто официант.
Официантка же была немногим старше их, с накрашенными розовой помадой губами, коротко стрижеными черными волосами, с кольцом в носу. Вручая меню, она остановилась и уставилась на Королеву, развалившуюся рядом с Поппи.
— Твоя кукла? — спросила, указывая, официантка. Грязь с берегов реки набилась в ее нос и рот и превратила ее белокурые локоны в густые комки. — Супер страшила.
— О, да, — сказала Элис, мрачно взглянув в сторону Поппи. — Страшила.
Официантка улыбнулась, вручила им меню и удалилась. Зак, казалось, был просто рад, что она видит куклу вместо того, что там увидел Тиншоу Джонс, пончиковый парень, и женщина на кассе. Он внезапно подумал, что сошел с ума, и поэтому поторопился углубиться в меню. У них было двенадцать семьдесят пять, которые они могли бы потратить и все же попасть домой, и четвертак для Поппи за ее проезд в автобусе.