– Слушаюсь.
Крой выпустил лист и повернулся к карте, меряя расстояние циркулем из большого и указательного пальцев.
– Если бы мы вас потеряли, король бы мне этого никогда не простил.
«Король меня здесь бросил и думать забыл, и никто не пожалеет, если меня изрубят на куски, а мозги разбросают по всему Северу. И прежде всего я сам».
– Слушаюсь.
На этом Горст вышел обратно в непогоду, где его и поразила молния.
До нее было рукой подать – вот она, осторожно ступает навстречу по раскисшей грязи двора. Ее улыбка на гнетущем фоне слякоти сияла как солнце. Даже, можно сказать, обжигала. В сердце полыхнуло, сладко обдав жаром кожу; перехватило дыхание. Месяцы, проведенные в разлуке, не сказались решительно никак. Он все так же отчаянно, безнадежно ее любил.
– Финри, – прошептал он с благоговейным трепетом, как какое-нибудь заклятие, опрометчиво брошенное глуповатым чародеем из сказки, – какими судьбами?
Мелькнул призрачный страх, что видение сейчас поблекнет, растворится, уйдет бесплотным образом истомленного воображения.
– Да вот, взглянуть, где там отец. Он здесь?
– Строчит приказы.
– Как всегда.
Она оглядела мундир Горста и приподняла бровь – темно-каштановую, почти черную, разделенную дождем на волосинки.
– А вы, я смотрю, все в грязи играете.
Духа не хватало даже на смущение. В ее глазах он был повержен. К влажному лицу Финри прилипли прядки волос. Жаль, что не он. «Я думал, на свете не было и нет ничего прекрасней, чем ты, но теперь ты еще красивее». Смотреть на нее он не осмеливался, и одновременно не осмеливался отвести взгляд. «Ты самая красивая женщина в мире – нет, во всей истории. Нет, ты вообще самое красивое, что было и есть. Убей же меня, убей меня сейчас, сию минуту, чтобы лицо твое было последним, что я вижу».
– Вы… хорошо выглядите, – промямлил он.
Она посмотрела на промокший дорожный плащ, до пояса заляпанный грязью.
– Подозреваю, вы со мной не вполне искренни.
– Да я… Я никогда не притворяюсь.
«Я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю, люблю…»