– Ты хочешь меня прогнать, что ли?
– Я надеялся, что смогу убедить тебя уйти.
Голый внимательно осмотрел объедки, не нашел больше и следов мяса и швырнул в Темпла. Кость отскочила от рубахи бывшего стряпчего.
– Ни в чем ты меня не убедишь, если не нальешь.
– Дело в том, что участок принадлежит моему нанимателю, Абраму Маджуду, и…
– Кто говорит?
– Что – кто говорит?
– Я че, заикаюсь, мать твою? – Нищий выхватил нож привычным, и довольно красноречивым, движением – большое, нет, правда, очень большое лезвие, сверкало в лучах утреннего солнца чистотой, которую особо подчеркивала окружающая грязь. – Я спрашиваю – кто это говорит?
Темпл отшатнулся и уперся во что-то твердое. Оборачиваясь, он ожидал увидеть еще одного обитателя уродских палаток и, по всей видимости, с еще большим клинком – один Бог знал, сколько в Кризе гуляло ножей, почти не отличавшихся размерами от мечей. И испытал огромное облегчение при виде нависающего над ним Лэмба.
– Я говорю, – сказал северянин голому. – Ты можешь наплевать на мои слова. Можешь даже слегка помахать этой железкой. Но только потом обнаружишь ее в своей заднице.
Человек окинул взглядом клинок, по всей видимости, сожалея, что не обзавелся оружием поменьше, и застенчиво произнес, убирая нож:
– Думаю, мне лучше уйти самому…
– И я так думаю, – кивнул Лэмб.
– Могу я забрать свои штаны?
– Да забирай уже, мать твою!
Он нырнул под навес и появился через мгновение, завязывая пояс самой рваной части одежды из тех, что Темпл когда-либо видел.
– Палатку я оставлю, если вам все равно. Она не очень новая…
– И не говори, – поддакнул Темпл.
Человек замешкался.
– А все-таки насчет выпивки…