– Вот дерьмо, – прошипел Пэйн, но возразить не смог. Папаша Кольцо так и говорил им: «Всегда открыт».
Но вот сегодня ему советовали быть осторожным. Втройне осторожнее, чем обычно. «Будьте сегодня все осторожнее втрое, – сказал Папаша Кольцо. – Терпеть не могу неосторожных». И его слова тогда показались странными, поскольку беспечностью тут никогда не страдали.
– Хочу трахаться, – повторил старик, пьяный настолько, что едва стоял на ногах.
Пэйну стало жалко ту девчонку, которая ему достанется. Смердел гость, как все дерьмо Криза, вместе взятое. Обычно у дверей скучали три охранника, но они сбежали, чтобы глазеть на бой, а остался лишь хромой Пэйн – дно гребаной ямы.
Он горько и сдавленно вздохнул, поворачиваясь, чтобы позвать кого-нибудь чуть выше, чем дно, но тут, к великому и неприятному удивлению, крепкая рука обхватила его и холодное лезвие прижалось к горлу. Дверь позади захлопнулась.
– Где женщина, которую вы схватили? – Дыхание старика по-прежнему смердело перегаром, но руки оказались крепче, чем клещи. – Шай Соут, такая штучка с большим ртом. Где она?
– Не знаю ничего ни о каких женщинах… – удалось прохрипеть Пэйну. Он пытался говорить достаточно громко, чтобы кто-то услышал, но половину слов проглотил от удушья.
– Думаю, мне придется выпотрошить тебя. – Острие ножа больно укололо под челюсть.
– Мать твою! Ладно! Она в подвале!
– Веди! – Старик подтолкнул его.
Шаг, другой… Внезапно Пэйн сообразил, что большего унижения он не испытывал никогда в жизни, и начал дергаться и извиваться, пытаясь вырваться, сопротивляясь так, будто это было попыткой подняться наверх со дна выгребной ямы, стать кем-то, достойным уважения. Ну, по крайней мере, зауважать себя.
Но старик оказался словно из железа сделан. Неумолимая рука сжала горло Пэйна с такой силой, что он мог только булькать и хрипеть, а острие ножа скользнуло вдоль щеки к правому глазу.
– Еще дернешься, глаз выколю, – ужасающая суровость в голосе старика убила последнее желание сопротивляться. – Ты всего лишь тупица-привратник. Поэтому мне кажется, Папаша Кольцо не будет скучать по тебе. А ему конец по-любому. Отведи меня к женщине и не делай глупостей. Будешь живым тупицей-привратником. Соображаешь?
Пальцы разжались за миг до того, как Пэйн мог свалиться от удушья.
– Соображаю.
Сказанное стариком было правдой. Какой смысл в той борьбе, которую Пэйн вел всю жизнь, куда она его завела? На место тупицы-привратника?
И на дно выгребной ямы.
Глама разбил до крови лицо старику. Капли мелкого дождя, поблескивая в огнях факелов, оседали на лбу, принося прохладу, но внутри боец горел, отбрасывая сомнения. Он делал с Лэмбом что хотел, и привкус крови во рту предрекал победу.
Это будет его последний бой. Потом он отправится на север с золотом Папаши, вернет утраченную честь и утраченное наследство, отомстит Кейрму Железноголовому и Кальдеру Черному… Воспоминание об их ненавистных именах и лицах всколыхнуло пламя ярости с новой силой.
Золотой взревел, и толпа взревела вслед за ним, неся его через круг, будто на гребне волны. Старик отбил один удар, уклонился от другого, перехватил руку Гламы. Они боролись и толкались. Пальцы скользили по смазанной жиром коже, пытаясь схватиться понадежнее. Ноги отыскивали удобную опору. Золотой напрягся, навалился и с рычанием поставил Лэмба на колени, но старик схватил его за ноги и опрокинул. Они покатились по камням. Зрители орали, вскочив с мест.
ebooksa