Он отчётливо ощущал, что не в силах отвести от них взгляда. От глаз, похожих на два простоватых камешка бирюзы, светившихся изнутри. А потом, в ничтожный, полный дрожи, круг свечного пламени, стал просачиваться человек. Павел видел каждое его движение, и всё же не смог бы объяснить, как именно богомол огибал ветку. Тот втёк в комнату, будто густая древесная смола. При этом никакой трансформации — смоляного озера — в человека, — не произошло. Казалось, мучитель связал все свои конечности в единый длинный канат, и эта витая змея, состоявшая из рук и ног, извив за извивом, проскользнула в комнату.
В голове у управдома сгустились сумерки. Однако ментального удара не последовало. Головная боль то усиливалась, то отступала — словно какой-то радиолюбитель крутил верньеры радиоприёмника, настраиваясь на нужную волну.
- Ты меня понимаешь? — Ударило вдруг в голове. Оглушило.
Павел постарался ответить. Объяснить, что не выдержит такой звуковой атаки. Но рот был будто запечатан сургучом.
- Не говори — думай! — Бомба сдулась до громкой петарды.
«Понимаю, — Послушно подумал Павел. — Но твой голос звучит слишком громко. И у меня болит голова».
«Сожалею, — послышалось в ответ. — Мне очень трудно… говорить так… контролировать себя и тебя. Боль, которую испытываю я, гораздо сильней твоей. Не знаю, насколько хватит моих сил… поддерживать связь. Потому сперва послушай, что скажу. Потом — задавай вопросы, если их имеешь».
«Я слушаю», — Павел сжал зубы. Только бы не вскрикнуть! В каждое ухо ему как будто воткнули по длинной вязальной спице.
«Моё имя — Авран, я пытаю, не оставляю увечий на теле и узнаю истину. Я пытал тебя и твоего друга, как и прочих. Но ни к тебе, ни к нему, у меня нет злобы. Теперь — нет, прежде — да… Я полагал, вы оба — служите чуме. Невозможно отличить призванных служить от тех, что избраны противостоять. Я умею видеть метки… Меня обучили этому много лет назад… Я отыскал человека, по имени Арналдо, в теле другого человека. Он мог быть послан сюда чумой. В твою жизнь, в твою эпоху. И я пытал его. Потом отыскал вас. Теперь знаю… Все трое — чисты. Все трое — избраны. Все трое — имеете метки. Я тоже — чист, избран, отмечен. Я буду с вами, но не всегда. Не каждую минуту. Когда во мне возникнет нужда — я окажусь рядом. Когда нужды не будет — останусь невидим для тебя и твоих ближних. Призывай меня в голове. Зови по имени — «Авран», — или по прозвищу — «Мучитель».
«Ты умеешь оставаться невидим?» — Не удержавшись, перебил канонаду в голове Павел.
«Люди видят, во что верят. Когда не верят — не видят, — откликнулся Авран. — Я отнимаю у вас и других веру в Аврана-мучителя. Вы не верите, другие — не верят, что видят меня — глаза не видят того, чего не позволяет видеть безверие».
«Извини, я перебил тебя. Продолжай». — Павел поспешил исправиться. Он жалел, что прервал исповедь богомола.
«Я сказал, что хотел, — ответил тот. — Теперь, столько, сколько выдержу я, и пока сам ты сможешь терпеть меня в своей голове — спрашивай».
«Ты хорошо говоришь на моём языке. Как научился этому?» — Управдом испытывал соблазн распрощаться с мучителем немедленно, но любопытство оказалось сильнее боли.
«Я не говорю. Ты говоришь на нём. Сам не зная того, ищешь в голове слова, чтобы те повторяли мои мысли на понятном тебе наречии. Потому так трудно… Мне трудно… Заставить твою голову ловить то, что я рисую. Образы… Ты называешь это — «образы»… Твоя голова ловит их и делает из них слова. Слова — самое трудное. Легче — поступки. Я вызываю в тебе образ… работы… важного дела… ты — выполняешь работу так, как её выполняют в твоём мире, в твою эпоху».
«В чьё тело ты вселился, оказавшись здесь?»
«Сложно понять. Не интересно понимать. Тело человека без родни… Оно умеет… обращаться с электричеством… Оно знает слово — «электричество»; не знает ни как то выглядит, ни откуда берётся… Знает, как связать провода, но не знает — что под ними… Меня поселили в него, потому что оно… имело доступ… доступ в место, где жил и был заточён Арналдо».
«Кто поселил? Кто?» — Павел, несмотря на боль в голове, чуть не выкрикнул это вслух.
«Не ведаю. — Авран помедлил. Добавил неуверенно. — Не человеческая воля. Не человеческое желание. Не кто-то такой, как ты или я».
«Ты поминал чуму? — Управдом вспомнил недавний разговор с Третьяковым. — Как можно служить ей? Чума — это болезнь, вирус. Если ты располагаешь моими знаниями — ты знаешь, что это такое».
ebooksa