Плач Агриопы

22
18
20
22
24
26
28
30

- Поговорите с ним, — приказал Павлу Ищенко. — О чём-нибудь, что могло бы иметь для него значение.

- Профессор, вы помните мою дочь? Её зовут Татьяна. Вы измеряли у неё температуру в аэропорту. — Послушно проговорил Павел. Он был почти уверен, что явился в клинику напрасно. Что бы ни произошло с маститым эпидемиологом, — постарались ли тут демоны, или зарвавшиеся хулиганы, слишком сильно настучавшие профессору по голове, — помочь Струве — невозможно. И уж тем более невозможно заставить его охотиться на чуму, как мечталось Людвигу. — Моя дочь, Татьяна. Вы сказали, у неё ангина, и были не правы! — управдом сам не понял, как у него вырвалось это обвинение. Но, вместо того чтобы загладить промах, он вдруг вытащил из кармана фото Еленки с Татьянкой, и, держа его перед собой, на манер щита, устремился к Струве.

- Нет здесь! Шаг там назад! Ааа! — Причитания сумасшедшего сменились животным визгом. Казалось, визжит щенок, на которого наехал автомобиль.

Струве свалился на пол, изо всех сил дёрнул на себя портьеру и сорвал её. Зарылся в полотнище с головой; начал, невидимый, колотиться об пол, попутно выбивая из тяжёлой ткани тучи пыли.

- Назад! — Ищенко, словно заполошенный заяц, бросился под ноги Павлу. — Наташа, сюда! Успокоительное! — Выкрикнул он новый приказ.

Павел, потрясённый, отступил к двери и наблюдал, как психиатр принимает из дрожавших рук девушки тонкий шприц и пытается пробиться к Струве через складки портьеры.

- Наташа, помогите! — Ищенко был зол, очень зол, и его подчинённая понимала это. Она попыталась утихомирить Струве, склонившись над ним и заключив в своего рода объятия, но тот подкатился ей под ноги и чуть не сбил. Девушка отпрыгнула, вскрикнув.

Павел не выдержал.

В два широких пружинящих шага он достиг места человечьей свалки. Упал, почти молитвенно, на колени, перед эпидемиологом. Поразился, как сильно портьера похожа на огромный кокон, в котором задыхается бабочка. И совершил захват.

Павел просто ухватил серый кокон с двух сторон, как сумел. Но тут же понял, что захват удался: под тканью прощупывались руки Струве. Профессор отчаянно сопротивлялся, но, вероятно, был чрезвычайно слаб. Управдом удерживал его руки без труда, для верности придавив грудью лопатки скандалиста. Теперь было понятно: Струве лежит, растянувшись на полу, лицом вниз. Ищенко не спасовал. Откинул край портьеры, ловко обнажил эпидемиологу поясницу и вкатил свой укол.

- Спасибо, можете слезть с него, — выдохнул психиатр облегчённо. Сам присел на корточки, поигрывая шприцем. — Через минуту профессор успокоится, а через четверть часа — уснёт. Поверьте, такое с ним впервые. Неужели он испугался вас? Мне казалось, его состояние вполне стабильно…

- Извините, Александр Леонидович, это я виновата, — всхлипнула в углу медсестра Наташа.

- Что? — Ищенко уставился на девушку. — Каким образом?

- Профессор стал такой после того, как в этой комнате поменяли проводку.

- Что за чушь ты городишь, — психиатр брезгливо поморщился. — Какую проводку?

- Электрическую, — Наташа шмыгнула носом. — Вчера вечером свет моргал. Я вызвала мастера.

- Надеюсь, от наших партнёров? — С подозрением осведомился доктор.

- Нет, — медсестра размашисто помотала головой. — Там никто не отвечал. Трубку не брали. Я посоветовалась с вашим заместителем. Он согласился вызвать мастера из круглосуточной ремонтной службы.

- Не могу поверить, что Скротский дал согласие, — буркнул Ищенко.

- Он согласился. Спросите его сами, — девушка смахнула со щеки слезинку. — Вы же сами говорили: больные… то есть наши гости… могут оставаться в темноте только по собственной воле. А тут была темнота, и я решила…