Дом их сообщества действительно не сильно пострадал: только сбоку, на месте, где когда-то было кафе, зияла черная дыра, отгороженная лентами. Но им все равно запретили там собираться, и теперь члены Двенадцати все выходные околачивались в общежитии, стараясь не думать о том, что теракт унес жизнь человека, которого многие из них хорошо знали. И о том, что каждый, посетивший «Оракул» тем вечером, мог оказаться на его месте.
– Приходится пока торчать тут. Может, хоть через пару дней погода разгуляется.
– Точно. По радио передавали, что крокусы будут отлично цвести.
Неловкость, повисшая между ними, казалась почти осязаемой. Они даже говорили так, будто читали заранее заученный текст.
– Не думала, что ты слушаешь передачи о природе.
– Какой-то маразматик из второго корпуса врубил приемник на всю громкость. Я решила, что хоть кто-то из нас может извлечь пользу из такого необычного знания. Ты, например. Это вполне справедливо.
Артемида хмыкнула, постучала обутыми в кеды ступнями. Рядом с Афиной всем сложно чувствовать себя уютно и нормально: она всегда выглядела строго и одновременно роскошно.
– Как у тебя получается сразу и похвалить, и в душу плюнуть? – спросила она без наезда, с искренним любопытством.
И Афина отвела взгляд. Афина. Отвела. Взгляд.
От шока Ари едва не выронила рюкзак и сделала глоток горько-приторного остывшего кофе.
– Что это было? – спросила она у Артемиды уже по пути к автомобилю.
Та пожала плечами:
– Жизнь.
Часть 6. О гранатах и флешках
Персефона прикрыла глаза. Ей должно было здесь нравиться: утреннее солнце, запах апельсинов и мяты, журчание питьевого фонтана, громкие разговоры во дворе. В конце концов, это был ее дом. Но ей не особо нравилось.
– У нас… у нас что-то изменилось? – наконец спросила она у матери.
– Помимо того, что ты стала носить черный, который совершенно не к лицу такой миловидной, цветущей девушке? Я даже не знаю.
– Мам, не начинай.
Деметра придвинула к ней травяной чай с полукружием лимона.
– И в мыслях не было.