Но слышать и видеть – несколько разные вещи.
– Speculum Varum distortis! – прошептала я, призывая заклинание искаженного зеркала и, вопреки всем этическим нормам, устроившись на полу.
Сил стоять на ногах после столь стремительной пробежки у меня уже не оставалось, у миссис Макстон так же, а потому она последовала моему примеру и села рядом, привалившись спиной к стене и приготовившись лицезреть происходящее, для нас чередой кадров транслирующиеся на окно так, как если бы кто-то за нашими спинами включил проектор.
Итак, перед нами предстала гостиная леди Арнел.
Чинное чаепитие, чинные леди, благочестие и благопристойность в каждом движении. В тех же движениях, поворотах голов, прикосновениях к чашечкам с чаем читалась порода. Воспитание, истинное воспитание леди, превращающее порой даже самых живых и исполненных энтузиазма в подобие механических кукол. Куклы эти были безупречны, как бывают только куклы, и превосходно воспитаны, что неизменно выделяло любую леди на фоне всех иных женщин.
Возможно, именно поэтому леди Энсан, которая не получила ни должного воспитания, ни манер, прививаемых леди с раннего детства, смотрелась в комнате пожилой драконицы совершенно инородно и даже несколько нелепо, и она это чувствовала. Бледно-золотые волосы, огромные синие глаза, светлый тон кожи… дрожащие ладони, затянутые в перчатки.
Леди Энсан выделялась более чем. Она была здесь чужой, абсолютно чужой.
И цвет волос лишь подчеркивал это.
Все присутствующие леди были Арнел. Абсолютно все. Черные густые волосы, имевшие проседь лишь у самой старшей из дам, белоснежно-фарфоровая кожа, черные глаза, переливающийся серебром вертикальный вытянутый зрачок. И… уверенность. Непробиваемая, железная, абсолютная уверенность. Это в трапезной с императором леди вели себя как истуканы, а здесь территория принадлежала им. Территория, преимущество, родство, и в целом, несмотря на абсолютное следование этикету и правилам хорошего тона, лично у меня создалось впечатление, что это не леди собрались в гостиной на чаепитие, но змеи – сытые, довольные, опасные, разлеглись на камнях, нагретых солнцем, и с лениво-небрежным интересом взирали на свою жертву.
А леди Энсан была именно жертвой.
– Спина, – сказала ей одна из дам.
– Не отгибайте мизинец, когда держите чашку, это выдает в вас плебейку, – заметила вторая.
– Что это за выбор утреннего платья, вы выглядите как деревенщина, – добила третья.
– И на «этом» мой сын вынужден будет жениться… Это ужасно! – высказалась четвертая.
И я как-то невольно присмотрелась к ней, поняв, что… это мать лорда Адриана Арнела.
Она была надменна, прекрасна, холодна, воспитана и едва ли могла вызвать добрые чувства, к примеру у меня. Высокая, худощавая, традиционно для этого рода с черными блестящими волосами, фарфоровым лицом, на котором практически не отражалось никаких эмоций, и с холодным змеиным взглядом драконьих глаз… Очень знакомых мне глаз!
И эти глаза были знакомы не только мне.
– О… – выдохнула потрясенно миссис Макстон. – Мисс Ваерти, душечка, только не говорите мне, что эта бесстыжая змея…
– Не говорю. – Я позволила себе перебить излишне взволнованную домоправительницу. Помолчав, добавила: – Но я так и не думаю. Здесь что-то не так.
– Что может быть не так? – обреченно вздохнула миссис Макстон. – Она сказала «мой сын».