– Более чем, – подтвердил лорд Давернетти.
Он потянулся к графину, налил себе противорвотного настоя до самого верха бокала, взял последний и, медленно сделав глоток, продолжил:
– Это было тяжелое, страшное осознание. Мы оказались перед сложным выбором. Предавать наши подозрения огласке было бы недальновидно, глупо, бессмысленно. Но тех, кто истово желал обнародования фактов многочисленных смертей, становилось все больше. Город Драконов, как в целом и вся Железная Гора, обладает независимостью, но кое-какие рычаги давления у империи все равно оставались, и проблемы начались, когда к власти пришел император Вильгельм Дейрел, однако получил ее фактически, как вы, полагаю, догадываетесь, герцог Карио, которого так никогда и не признал отец, но признавал кровный брат. Признавал и полностью доверял. Таким образом, управлять империей стал Коршун Карио. Что это означало для нас? Попытки проникновения на наши территории многочисленных ревизоров, появление магов, которые пытались скрыть свою магическую сущность, но что-то старательно вынюхивали, и множество других неприятностей, которые в сложившейся ситуации мы не могли себе позволить. А потому, когда герцог предложил брачный союз в обмен на прекращение «проверок», мы были вынуждены согласиться. В браках подобного уровня время от заключения помолвки до собственно свадьбы составляет год. Целый год, Анабель, а в тот момент время стало той ценностью, отказаться от которой мы не могли себе позволить.
Он сделал еще глоток, помолчал, вздохнул, бросил на меня несколько виноватый взгляд и сообщил:
– Но все пошло не по плану с первой встречи Адриана и Елизаветы Энсан-Карио. Она должна была покинуть Вестернадан сразу же после помолвки, как и полагается, как и следует поступать в случае брачных союзов подобного уровня, но… – Взгляд в мои глаза и тихое: – Девчонка влюбилась.
Усмешка и почти с горькой издевкой:
– Они были красивой парой. Арнел, замкнувшийся в себе, подавленный страшным осознанием, мрачный, как горы в самый жуткий мороз, и Элизабет – солнечная, ясная, красивая, такая юная, откровенно льнувшая к нему… и невероятно настойчивая. Она наотрез отказалась от брачного подарка, который должна была получить в соответствии с традициями, всё, чего она желала, – быть с Адрианом. Знаете, такая искренняя, чистая, светлая любовь… Рядом с ней Адриан начал оттаивать. Но ночи… все ночи он проводил в тюрьме, Анабель. Каждую ночь. Едва солнце заходило за горизонт, я запирал брата на нижнем уровне полицейского управления. И убийств больше не происходило.
О Боже…
– Мы многое пытались сделать, – продолжил лорд Давернетти, – ментальная связь, обмен кровью, сигнальные маяки. Очень многое, Анабель, но когда начинался приступ, рушилось все: наша связь, стены, решетки. Однажды он вырвался на свободу, я попытался остановить, получил удар и потерял сознание… Не то чтобы я в принципе был склонен лишаться чувств, но удар был… Впрочем, не важно. В ту ночь снова погибла девушка. Так что к утру если какие-то сомнения еще имелись, то более их не осталось вовсе.
Допив свой настой, лорд Давернетти вылил остатки из кувшина в бокал и передал кувшин миссис МакАверт. Та поднялась, с некоторым трепетом прошла через сверкающую завесу тишины, взяла кувшин.
– Повар в курсе, что делать, – заверил ее лорд Давернетти. – Главное, этому пирату, мистеру Оннеру, не сообщайте, для кого напиток, иначе, боюсь, наш закаленный солеными ветрами друг вместо противорвотного подсыплет мне противозапорное. Вы же знаете эту своевольную прислугу нашей драгоценной мисс Ваерти.
Миссис МакАверт не сдержала улыбку, посмотрела на меня и пообещала:
– Я быстро.
С ее уходом мне захотелось, чтобы миссис Макстон пересела ближе ко мне, но слишком отчетливо понимала – при ней Давернетти не произнесет более ни слова.
– Скажите, Анабель, – произнес старший следователь, едва миссис МакАверт ушла, – что бы подумали вы, если бы ваш безумно, безмерно и бесконечно любимый жених покидал свое поместье и вас в нем каждый вечер, едва близился закат, и возвращался лишь поутру?
– Что у него много дел? – предположила я.
– Анабель, Анабель, – с укоризненной усмешкой протянул Давернетти, – вы никогда не любили. Любовь, моя драгоценная мисс Ваерти, – это эдакий зверь. Он живет внутри, где-то между сердцем и душой, и спит, преспокойно спит, иногда кажется, что он будет спать вечно. Но в какой-то момент один взгляд синих глаз, один-единственный гневно-возмущенный взгляд синих глаз, и этот зверь просыпается, сотрясая голодным ревом, оглушая жаждой обладать, практически изводя ревностью, убивая каждым мгновением, в котором нет… этих глаз.
На это я справедливо заметила:
– У лорда Арнела глаза черные, у леди Элизабет Энсан-Карио – нежно-голубые. Мне непонятно, к чему сейчас был этот пассаж про глаза?!
Взглянув на меня, Давернетти усмехнулся и произнес:
ebooksa