Моя любимая сказка

22
18
20
22
24
26
28
30

Неширокий, но очень яркий бело-голубой луч пронзил темноту, и все очертания за его пределами сразу пропали.

— Прости меня… Ярочка… Ляпнул… Нервы… — внутри было мерзко. Если она сейчас мне скажет… То будет права. Я приготовился к худшему.

— Бу-у-у-у! — сообщила Яра, скорчив мне рожу. Подсвеченная снизу, она, и правда, казалась страшной. Меня даже передёрнуло, как бывает от холода. — Теперь извинение принято! — она чмокнула меня в щёку.

Видимо, найденный фонарь вернул Яре спокойствие. Однако — не до конца.

— Мишкин, а ты уверен, что это — не?.. — настороженно спросила она, пока я водил фонарём по кустам и крестам, попадавшимся среди каменных надгробий.

— Не. Или это будет первое привидение-алкоголик в истории! — я улыбнулся — Когда оно из-под меня выпрыгивало, от него так несло…

Ярослава громко засмеялась. Нервы. В это время луч фонаря выхватил из темноты невероятно грязный ботинок и часть голой, явно мужской ноги. Всё остальное скрывалось за покрытым лишайниками белокаменным сооружением. Внезапно показалась вторая — так же голая — нога в не менее грязном ботинке и конвульсивно почесала первую.

Я не сразу понял, что за странные сухие щелчки послышались рядом со мной. Лишь спустя несколько секунд я понял — это смеётся Яра. Она смеялась истерически, взахлёб, опустившись на корточки возле старинного заржавленного креста. Дыхания не хватало, поэтому смех был беззвучным: слышались только сухие короткие всхлипы. Я присел рядом с ней, провёл по волосам.

— Надо же какие… какие сейчас привидения! — выговорила она наконец между двумя всхлипами. И подняла на меня глаза, в которых не было и следа веселья. — Прости… Как будто нашло что-то…

— Ничего, ничего… Успокойся, милая… Ничего… — повторял я, гладя её по голове. Дыхание начало выравниваться. Слава богу!

— Давай посмотрим, может, ему помощь нужна? — Яра успокоилась так же неожиданно, как и впала в истерику. Она поднялась на ноги.

* * *

Помощь ему была, безусловно, нужна. Хотя бы потому, что его перемазанные в грязи и ржавчине джинсы вместо ног покрывали, наподобие плаща, плечи и спину поверх разодранной куртки.

И куртка, и джинсы, даже в таком состоянии, не производили впечатление дешёвых. Их обладатель неподвижно лежал лицом вниз и прерывисто дышал.

— И как он тут не замёрз?! — в голосе Яры сквозило неподдельное сочувствие. — Да ещё и туман этот!

Я промолчал. Туман… Холод… Всё это отступило на задний план, потому что я вдруг понял, что очень хорошо знаю эту куртку. Ольга Владленовна подарила её единственному своему сынуле ещё в марте, на день рожденья.

Ошибки быть не могло: покупала она её в Брюсселе, когда была там на симпозиуме, лишь бы любимый Ромочка китайский и турецкий ширпотреб не носил. Хотя, конечно, он и так его не носил. Не принято у них в семье это. А потому курточка была торжественно вручена в самом начале застолья. И я там был, мёд-пиво пил… Короче, сомнений быть не могло!

Словно расслышав мои мысли, спящий с мирным храпением перевернулся на бок. Я наклонился к его лицу, невольно содрогнувшись от тяжёлого запаха. Так и есть! Сквозь слой грязи и многодневную щетину я узнал Ромкино лицо.

Ну, всё! Как будто внутри меня лопнули воздушные шарики. Миллион шариков, наполненных гелием. Нашёл! Вроде бы, формально — я ни причём, а ведь всё это время чувствовал себя виноватым…

Похоже, я опять подумал слишком громко. Рома застонал во сне и тревожно засучил ногами. Я выпрямился и победно взглянул на Яру.

— Esse homo[13]! Позволь представить: Вейде Роман. Витольдович.