— Ну? — я наскочил на какую-то оградку и теперь обходил её.
— Мы сейчас ведь у самого конца оврага, да? — Яра снова нашла мою руку.
— Ну да. Сразу за церковью — обрыв к Москве-реке.
— Так вот, по-моему, отсюда и орали… Мне кажется… — рука Яры дрожала.
— Не бойся. Мало ли…
Договорить я не успел: что-то мягкое и податливое, неожиданно оказавшееся под ногой вместо твёрдой земли, вдруг с хриплым рёвом рванулось куда-то в сторону, и я полетел вниз.
Глава 8
К счастью, я упал чуть левее массивного каменного надгробия. Ещё чуть-чуть, и моя голова пришлась бы как раз на его угол.
Рядом, похожая на тень старинной плакальщицы, всхлипывала Яра. А где-то слева шуршало опавшими листьями и хрипело ещё что-то… Или кто-то.
— Мишкин! Ты жив? — Яра на ощупь отыскала моё лицо. Прохладная влажная ладошка.
— Вроде бы… — я сел и ощупал запястье. Наверное, ударился о надгробие.
— Ми… Миш! Пойдём отсюда, а?
Хрипы по левую руку стали интенсивнее и постепенно обретали черты членораздельной речи. Что-то белесое виднелось в темноте, помимо могильных плит. И оно шевелилось.
— Миш, пойдём! — Ярослава потянула меня за рукав.
— Погоди-ка! — я привстал. Что-то показалось мне в этих хрипах… — Эй! — крикнул я в темноту. Хрипы и шуршание немедленно стихли.
— Эх, жалко, фонарика нет… — я, как ни присматривался, не мог понять куда девалось светлое пятно, только что видневшееся между памятников. Очередная аномальщина, что ли? Да нет, вряд ли…
— Фонарик? — Яра вдруг принялась шарить по карманам. — Точно! У меня же есть фонарик!
— О как!
Не знаю, как это прозвучало, но, скорее всего, очень возмущённо. Столько времени мыкаться в потёмках, и только теперь..!
— Совсем забыла, представляешь?! — мой вопль она, кажется, пропустила мимо ушей. — Он у меня на этом… на ключе, то есть, на брелке… Сейчас… — впрочем, мне и так уже было стыдно. Сорвался ни за что… Сам хорош!