Чужая страна — чужие правила. Другая жизнь. Всё иное — повседневные привычки, принятые нормы общения…
Саймон вышел у сквера Победы и проводил глазами фырчащий «Икарус». Автобус, потряхивая «гармошкой», свернул на мост, желтым коробчатым силуэтом скользя вдоль строя пирамидальных тополей. Снег почти стаял с мостовой, лишь кое-где белея наметами, зато на газонах и в парке напротив — сугробы по колено. Русская зима.
«Внедряемся!» — кивнул себе Саймон Грин.
Вытряхнув из надорванной пачки папиросу, он дунул в мундштук, не зная, зачем, но все русские так делали, закуривая. Чиркнул спичкой, втягивая вонючий дым, скосил глаза на тлеющий кончик.
«Турецкий «Кара-Дениз» покрепче будет, — подумалось ему, — но есть что-то общее. Дерет горло…»
Саймон пригляделся к блеклому рисунку на пачке, выполненному в два цвета — пологие сопки, на склонах тает снег, а надо всем — лучистое солнце.
«Колыма, однако!» — развеселился Грин, и зашагал к продснабу, поглядывая вокруг, сверяя свою манеру вести себя с поведением «вероятных противников».
Люди как люди. Озабоченно торопятся, опаздывая на работу. Тяжеловесно, устало шагают, возвращаясь со смены. Старушка, закутанная в шерстяной платок поверх уродливого черного пальто, неторопливо ковыляет, припадая на палочку. Мальчишки, толкаясь и смеясь, лупят друг друга портфелями. Жизнь как жизнь.
Решив, что русский табачок извел следы сладковатого дымка «Мальборо», Саймон одолел очищенные от снега ступени. Тяжелая дверь как раз открылась перед ним, выпуская двух капитальных дам в модных дубленках. Нелепые шапки-папахи, нахлобученные на крашеные волосы, лишь подчеркивали бальзаковский возраст работниц торговли.
— Представляешь, — охала дама в головном уборе из чернобурки, — Николай Алексеич уволил-таки Романенко!
— И правильно сделал! — агрессивно рубанула ее товарка в белой шапке из песца. — Где это видано, чтобы главбух путался в арифметике?
— Так-то оно так… — затянула чернобурка. — Но человеку год до пенсии…
— Пускай переквалифицируется в управдомы!
Грин вслушивался в разговор, понимал сказанное, но не улавливал потаённого смысла. Некое глубинное, скрытое течение, видимое обеими дамами, не давалось ему.
Нахмурившись, он миновал вестибюль и храбро ступил в гулкий коридор.
«Fucking shit!»
Как штурман без компаса и карты… Вертя головой, Саймон наткнулся-таки на искомое. «Отдел кадров».
За дверью обнаружился небольшой кабинет. Шкаф для бумаг, развесистое растение в горшке на подоконнике, внушительный, крашеный белой краской сейф, портрет Ленина на стене — и огромный письменный стол, попиравший тумбами истертый паркет.
За столом сидела пожилая, но энергичная женщина в карминно-красной кофте, наброшенной на строгое серое платье. Волосы, крашенные басмой, придавали начальнице южной знойности.
ebooksa