— Это модульные протезы, — сказал я со знанием дела. — И мы хотим, чтобы все наши фронтовики, потерявшие ноги на Великой Отечественной, получили вот такие модульники. Они это заслужили!
Наши захлопали, тут и зрители подключились.
— Я вас очень прошу, Дмитрий Федорович, порадейте за инвалидов! Хватит и одного цеха при авиазаводе, где и титан найдется, и углепластик, и толковые слесари. Понимаю прекрасно — лишние хлопоты, зато к тысячам старых бойцов вернется счастье ходить!
— Похлопочу, — добродушно буркнул министр, и уважительно пожал мне руку. — Ромуальдыч, свяжешься со мной. Лады? А вас, — он блеснул очками на гавриков и гавриц, — приглашаю на открытие партсъезда!
Устинов будто бы не замечал бликовавших объективов, а журналисты кружили вокруг, как осы над медом, снимая все подряд с упоеньем истинных ценителей — явились на выставку детского рисунка, а угодили на вернисаж Пикассо!
Остывая, я проводил глазами отъезжавшие «ЗиЛы», и прошелся по влажнеющему снежку. Пригревает…
Зрительское «оцепление» распалось — люди облепили чудеса автотюнинга, судили, то ли оценивая, то ли прицениваясь, громко восхищались или молча качали головами, крутились вокруг ветеранов или наших девчонок — по интересам. Подставляя лицо солнцу, я благодушествовал, жмурясь в релаксе.
— Здравствуй.
Можно сколь угодно долго повторять «не люблю», но стоит однажды услышать голос «бывшей» — и сердце даст сбой. Я медленно обернулся.
Передо мной стояла Инна. В финской дубленке, во французских сапожках, модных — на платформе… Одета и обута шикарно, но я не сразу узнал недавнюю фантазерку, готовую изумляться причудливому разбегу жилок на крылышке стрекозы.
Инна Видова лишилась своей косы, постригшись под каре. Не сказать, что стало хуже, просто она променяла свой образ на заемный, чужой, растиражированный, и… Как-то поблекла «Инночка-картиночка», подурнела слегка. Возможно, это всего лишь следствие ранней беременности, всего того биохимического переворота, что творился в теле юной женщины. И чудовищного стресса аборта, расшатавшего тончайшую гармонию.
Ничего, время — хороший лекарь. Молодость возьмет свое, шрамы затянутся… Но не забудутся.
— Привет, — сказал я. — Как жизнь?
Забавно, что мне не столько ответ Инны интересовал, сколько моя реакция на девушку, в которую однажды влюбился. Такое впечатление, что мы встретились впервые. В шаге от меня стояла не та Инна, что доводила меня до слез. Той «Хорошистки» больше не существовало.
Все эти мысли текли плавно и спокойно. Не частил пульс, не пресекалось дыханье, не сохли губы. Во мне прорастало странное ощущение новой потери — моя школьная любовь исчезла, как призрак до третьих петухов.
Видова молчала, склонив голову, а после неловко пожала плечами.
— Не знаю, — она слегка вздернула брови, как будто удивляясь собственным выводам. Подумала, и добавила: — Не так, как хотела. Хотя… Я получила всё, о чем мечтала. Я снимаюсь в кино, у талантливейшего режиссера, но того счастья, что рвалось из меня осенью, больше нет. Выдохлось мое счастье… И… вот, — Инна вытянула руку, растопырив пальцы — на безымянном маслянисто светилось обручальное кольцо. — Я замужем за красавчиком, которого не люблю. Не жалею, не уважаю… Не верю ему, не надеюсь на него, а порой просто ненавижу! У меня никогда не будет детей… — она бросила скользящий взгляд на бывших одноклассниц, и на переносице у нее залегла складочка. — Да, я понимаю, что заставила тебя страдать… А ты… Ты смог меня простить? Ты не обижаешься больше?
— Нет, — честно ответил я на последний вопрос. Меня в этот момент сковало ожесточение. Этот ноющий текст с трагическими перепевами… Инночка сейчас говорит от себя или снова играет? Нет уж, хватит с меня театра одного зрителя. — А на что мне обижаться? Тебе хорошо удалась роль влюбленной девушки, да и образ ревнивицы раскрыла вполне достоверно, по Станиславскому. Но постельную сцену со мной ты так и не сыграла.
Синий взгляд померк, стал безжизненным, больным. Инна молча развернулась и ушла. Толкаясь, растворилась в толпе. С глаз долой…
За спиной гулко кашлянули и сказали басом Славина:
ebooksa