Лишняя. С изъяном

22
18
20
22
24
26
28
30

Зачем нам выдают белье, когда в комнате неполноценная кровать? Вопрос отпал, как только я спустилась в холл. Студентки уже расхватали положенные вещи, оценили состояние комнат и теперь наперебой предлагали кастеляну деньги за повышение уровня жизни. Многие, как и я, двинулись домой вывозить полезные детали интерьера из семейных гнезд. Тем же, кто жил подальше от столицы, — а таких было немало — пришлось подкармливать старичка.

Шада заламывала руки и причитала, как же она без меня тут останется. Я ее успокоила — студенты имеют полное право покидать академию в свободное от занятий время. С разрешения ректора, ясное дело, но получить его не составит труда. Алойка вздохнула с облегчением. Она потихоньку осваивалась и уже довольно бодро и уверенно командовала прислугой и рабочими, но только зная, что я где-то там, рядышком, защищаю ее тылы.

Как я ни старалась взять только самое необходимое, все равно получилась внушительная куча. Пэдди и Хеб замучились таскать вещи по лестницам, а потом еще и двигать туда-сюда, пока мое эстетическое чувство не будет удовлетворено окончательно.

В первый день учебы мы все наконец-то принесли клятву.

Тот самый зал с хрустальной колонной вновь вместил несколько сотен человек — теперь уже полноценных студентов. Постамент со столом убрали, зато у стены сгрудились, как я поняла, практически все преподаватели.

Вспомнив, что мне рассказывал барон о клятве, я криво усмехнулась. Все, ну просто все жаждут проверить, жива ли еще вторая принцесса.

Текст был старый, полный архаизмов, почти столь же древний, как и талмуд устава. Ректор, вышедший вперёд, нараспев произносил короткую фразу, мы ее повторяли хором и переходили к следующей. Смухлевать и сказать что-то другое или вообще не произносить ее, не получилось бы — вокруг голосовых связок, как своеобразная удавка, при первых же словах возникло белое свечение. Как сместившийся ниже нимб. Любая попытка изменить текст закончилась бы плачевно для шутника, так что все старательно бубнили вслед за ректором, стараясь воспроизводить даже интонацию.

На всякий случай.

Благодаря неизменной библиотеке Суонов я прочитала и перевела на современный язык изначальный текст, в принципе, довольно стандартный для клятвы верности.

«Я клянусь служить с открытым сердцем и быть верным королевской чете и наследникам короны. Клянусь сохранять авторитет королевской семьи, выполнять юридические обязанности согласно своей должности честно и справедливо, проявлять высочайшее уважение к своему долгу перед королевской семьей и собственным родом, честно вести общественные дела, соглашаться с контролем короля и совершеннолетних наследников надо всеми аспектами моей жизни и деятельности».

Хрустальная колонна по мере произнесения клятвы наливалась ровным ослепительно-белым свечением, наподобие того, что горел вокруг наших шей. На последних словах она будто взорвалась, как сверхновая, превратившись в четырёхконечную звезду. Я хоть и следила за ней вполглаза, чуть не ослепла. Так вот как определяют количество правящих лиц. Ну, хорошо хоть на меня не указало — обошлось.

Служить и быть верными королевской чете и наследникам короны. Никто не заметил, как по моим губам на этой фразе зазмеилась довольная усмешка. Я буду действовать исключительно на благо королю: он, бедненький, так погряз в патриархате и шовинизме, что его просто необходимо спасти.

Ну, а себя с сестрой я и подавно не забуду.

Утром противнейший звонок поднял меня в семь утра. Общежитие уже ворочалось, потихоньку просыпаясь, в ванной благодаря акустике труб особенно отчетливо слышались звонкие девичьи голоса с нижних этажей. Пользуясь слабой изоляцией, некоторые соседки просто перекрикивались через стены. Под такой белый шум я бы еще поспала, но звонок пошёл на второй заход. Пришлось подниматься. Тем более, что я успела заранее изучить расписание и впереди была физкультура, а только после неё завтрак.

С формой я вопрос решила просто: наведалась к коменданту в мужское общежитие. За умеренную плату он выделил мне один из самых маленьких размеров целительской униформы. Их оказалось аж три комплекта: два для занятий, одинаковые пиджаки и брюки темно-серого цвета, с золотым кантом под цвет нашей магии, и один для тренировок. Женскому общежитию последнего не полагалось. Конечно, до мысли, что женщинам тоже нужны нагрузки и мышцы, местное общество еще не доросло.

Скандальность брюк на женщине я несколько скрыла туниками. С разрезом до бедра — для тренировок, и с кружевным высоким воротом — для занятий. Туники доходили до колена, напоминая арабские мужские балахоны, и прекрасно скрывали все что нужно, а штанины были достаточно широкими, чтобы даже не обозначать коленей. Если не садиться, конечно.

Сами виноваты. Была бы у них женская форма, я бы так не мучилась. Хотя бегать стометровку в юбках — нет уж, я лучше сама выберу, какую форму мне носить, решила я, приближаясь к спортивному полигону. Парни в таких же мягких трикотажных спортивных костюмах, как и у меня, потягивались и разминались, готовясь к забегу. Тут даже полноценный стадионный трек был! Здорово. Я заулыбалась, но преждевременно, понятное дело.

— Баба в штанах? Это еще что за позорище на моем занятии? Вконец стыд потеряли — за мужиками бегают! А ну брысь отсюда! — прогремел над полем внушительный бас. Я аж присела и, если бы действительно пришла сюда только побегать за мужиками, брысьнула бы куда подальше. Вместо этого выровняла подогнувшиеся колени и повысила голос, чтобы перекрыть радостный гогот сокурсников:

— Я зачислена на первый курс целителей вместе с остальными, и униформу мне выдали согласно факультету! Как, по-вашему, я должна кросс бежать? В корсете и юбках?

И указала рукой на полигон, где помощники тренера устанавливали поперечные балки, бревна и прочие препятствия. Да, тяжела она, целительская жизнь.