Мертвое

— Кристиан? — меня уколол ее новый страх.

Страх понимания, что я нахожусь в ее комнате и ее кровати. Она испугалась именно меня. Рот наполнился горечью.

— Что случилось?

— Тебе снова приснился кошмар.

Я осторожно передвинул девушку вбок, подальше от себя. Хотел встать, но Иви как-то бессознательно потянулась ко мне. И я остался.

Она молчала. Тьма окутывала нас пологом, отсекая от остального мира. Иллюзия единения, противная мне. И такая желанная.

— Расскажешь, что тебе снится?

— Ты назовешь меня сумасшедшей, — ее голос во тьме похож на шелест сухого листа.

— А тебя это заботит? — хмыкнул я. — Разве тебе не наплевать на мое мнение?

Она помолчала. Ужас кошмара почти исчез из ее эмоций. Благодарность. Растерянность. И почти неуловимый аромат ежевики. Я сделал жадный вдох.

— Расскажи мне.

— Нельзя говорить вслух, — прошептала Иви. Придвинулась к моему боку. Губами к моему уху. Кожи коснулось дыхание. — Я вижу… эфрима.

Ее шепот почти неразличим во тьме.

— Эф… — ее рука закрыла мне рот. Пальцы вжались в губы, запечатывая.

Я замер.

— Нельзя произносить вслух.

Ее отчаяние лизнуло меня горечью.

Я смотрел во тьму. Прищурившись, поглаживая нож на бедре, который так и не снял, в отличие от идаров. Удивление развеяло туман запретной похоти и даже почти вернуло мне ясность мыслей. Я ожидал услышать что угодно, но только не это.

— Все говорят, что их не существует, — торопливо прошептала сестра. — Я знаю, что они правы. Конечно, правы… и все же… Однажды я его видела. Мне было десять… Я видела его. Жуткое тело, покрытое короткой черной шерстью. Лысая вытянутая голова с плоскими ноздрями, черными глазами и такой ужасной пастью, полной выступающих клыков. Его ноги и длинные руки-лапы с когтями-лезвиями. И его крылья. Черные перепончатые крылья огромной летучей мыши… Он выше взрослого мужчины и сильнее февра… Он так ужасен… Я смотрела на него, а он — на меня… он меня запомнил и однажды придет… Змеево отродье…

Я притянул Иви ближе.