— Знаю, но — увы.
— А как отец? — сменила тему Жанна Эдуардовна, отпив кофе из маленькой фарфоровой чашки.
— Не знаю, — признался Роман, делая глоток восхитительного напитка. Так только мама умела варить. — Ему тоже, наверное, сложно. Но скучать ему некогда. Вон праздник мне организовал.
— Он праздник себе организовал, Роман. А вы это позволили.
— Но разве не в этом заключается помощь ближнему — сделать все, чтобы ему было хорошо?
— Но и о себе забывать не нужно.
Роман посмотрел в свою чашку. Жанна Эдуардовна была права, вот только беда в том, что сам он не знал, что ему нужно. Последние месяцы он просто плыл по течению и делал вид, что все отлично, потому что все силы уходили на то, чтобы приспособиться к языку, суматохе, новым людям. А еще здесь он почти каждый день видел Волкова, и каждая такая встреча была хождением по краю.
— А знаете что, Роман, оставайтесь-ка вы у нас.
Роман удивленно приподнял бровь и, копируя интонации Жанны Эдуардовны, воскликнул:
— Но позвольте, а как же приличия?
Смех Жанны Эдуардовны можно было записывать саундтреком и слушать, когда совсем тошно.
— У нас две гостевые, — отсмеявшись, игриво откликнулась бабушка Юлы, и Роман понял, что предложение не лишено привлекательности. Только нужно спуститься за очками в машину, чтобы снять наконец линзы.
Он уже собирался сообщить о своем решении остаться, когда телефон в кармане завибрировал. Роман выхватил трубку, решив, что мать все-таки вспомнила и позвонила, однако на экране высветился незнакомый номер российского оператора.
— Алло.
— Алло, здравствуйте, а… это Роман?
— Да, — произнес он, услышав смутно знакомый голос.
— Это Маша… Рябинина. Извини, что так поздно. Ты можешь говорить?
— Э… да. Что случилось?
Разморенный беседой, он даже не сразу смог собраться.
— У меня небольшая неприятность.