Из Машиной сумочки зазвучала вторая сюита Баха, и она со вздохом облегчения вытащила телефон.
— Где тебя носит, придурок? — прошипела она в трубку, оглянувшись через плечо на Романа. — Ой, доброй ночи, Сергей. Да?.. Хорошо… Спасибо, что позвонили. Нет-нет, я доберусь. Честное слово… Я сама завтра его убью, не марайте руки.
Нажав отбой, Маша выдохнула:
— Волкову не придется читать третью главу «Театра». Я его убью, порежу на мелкие части и… и… — она огляделась и решила: — скормлю чайкам. Хоть какая-то польза от его тупой башки!
Облегчение смешалось в Романе с удивлением. Маша злилась так непосредственно, что это немного сбивало с толку.
— Нашелся?
— Он дома! Представляешь? Телефон валяется в холле, а он вырубился, потому что нажрался. Сергей, его дядя, увидел от меня пропущенные и перезвонил.
Маша потерла виски и, покачнувшись на каблуках, ойкнула.
— Так, — хлопнул в ладоши Роман, — поднимайся на верхнюю палубу. Я сейчас.
Роману нужна была пауза, впрочем, он понимал, что берет ее, просто чтобы прийти в себя, а не чтобы предотвратить бедствие.
— Вот сейчас ты похож на маньяка, — неловко пошутила Маша.
Роман лишь улыбнулся в ответ и решительно направился в салон, твердо намереваясь не думать о том, что он творит. Пусть раскаяние подождет. У него, в конце концов, был день рождения.
Спустя несколько минут он поднялся на палубу с подносом, на котором стояли два горячих контейнера с едой, пакет сока и ваза с шоколадом.
Маша, закутавшаяся в плед, стояла у борта и смотрела на него слегка удивленно.
— Не знаю, как ты, а я сегодня так и не поел толком, — признался он. — Волкова ведь уже не надо спасать, так?
Маша колебалась несколько секунд, и Роман почти хотел, чтобы она отказалась. Потому что он, кажется, был настроен творить ерунду, и последствия, неотвратимые и суровые, маячили на горизонте. Сам он остановиться уже не мог. Оставалось надеяться на Машу, но та, не оправдав его ожиданий, кивнула и направилась к диванчику.
— Хорошо, но только ты ответишь на несколько вопросов.
В ее тоне было столько непререкаемой уверенности, что он мысленно вздохнул, однако отступать было поздно:
— Идет. Только после еды.
Роман зажег пару свечей в фонарях, уселся в кресло напротив диванчика и закутался во второй плед, так и не попросив Машу вернуть его пиджак. Потом, поколебавшись, все же достал из кармана прихваченную из аптечки упаковку пластырей и антисептическую мазь. Те секунды, в течение которых Маша смотрела на него в восхищенном удивлении, были бесценными.