Чтобы после не жалеть о содеянном, он сказал Машке, что подождет ее в коридоре, и рванул к двери, однако его неожиданно остановил знакомый голос:
— Дим, подожди.
Димка обернулся и с тоской понял, что все-таки ему придется объясняться с крестным, потому что Крестовского за каким-то чертом несло прямо к нему. Ведь огребет же сейчас — мало не покажется.
— На пару слов, — меж тем произнес Крестовский и отступил в сторону, пропуская тех, кто выходил из аудитории.
Одногруппники бросали на них заинтересованные взгляды, и Димка был уже не прочь съездить по роже каждому, за исключением девчонок.
Когда в аудитории почти никого не осталось, Димка оперся плечом о стену и, от греха подальше, засунул руки в карманы джинсов. Краем глаза он заметил, что к ним подошла Машка. Крестовский тоже это заметил и оглянулся на нее, словно чего-то ожидая. В груди у Димки тоскливо заныло.
— Мне уйти? — в голосе Машки послышался вызов.
— Нет-нет, — замотал головой Крестовский. — Ты можешь остаться, конечно.
Он повернулся к Димке и несколько секунд смотрел на того сверху вниз. Димка вдруг отметил, что к почти сошедшим синякам под глазами у Крестовского добавились еще метки на лице. Не веря своим глазам, Димка опустил взгляд вниз. Костяшки на правой руке Крестовского были разбиты.
— Ты подрался? — вырвалось у Димки.
Крестовский проследил за Димкиным взглядом и совсем по-детски спрятал руку за спину, потом опомнился, опустил ее вниз и пожал плечами:
— Неважно. Я сказать тебе хотел… В общем, я уезжаю.
— Счастливого пути, — ухмыльнулся Димка. — Матери и деду привет. Только зачем ты мне это говоришь?
Димка правда не видел необходимости в том, чтобы быть в курсе перемещений Крестовского.
— Я просто… насовсем, — произнес Крестовский и отчего-то покраснел.
Димка бросил быстрый взгляд на Машку. Та сидела на Валеркиной парте и смотрела на Крестовского с приоткрытым от удивления ртом.
— То есть как — насовсем? — повернулся Димка к Крестовскому. — Почему?
— По личным обстоятельствам. Я просто решил, что будет правильно, если ты узнаешь это от меня, а не от отца.
— Крестовский, что ты несешь? Какие личные обстоятельства? Какое «правильно»? — Димка почувствовал, что начинает заводиться. Крестовский не имел права уезжать. Он не мог его бросить здесь. — А кто, блин, меня бесить будет по утрам?
Последняя фраза прозвучала на редкость жалко, и Димке почти сразу стало за нее стыдно, однако Крестовский вдруг улыбнулся, совсем как в детстве, и пробормотал: