— Ну да. Нелегко, наверное, — посочувствовал он, а когда Маша прищурилась, добавил: — Хватит гнать, Машка! Ничего не понимаю в платьях, но тебе, по-моему, идет.
— Там все будут на стиле, при макияже. Шилова будет блистать…
Машка запнулась, когда поняла, что выдала Димке настоящую причину своего беспокойства. Она прекрасно понимала, что не была ровней девушкам из своей группы. Те проводили новогодние каникулы, катаясь на сноубордах в Альпах, ездили в языковые лагеря, могли отпраздновать день рождения в Париже, как Шилова в прошлом году. Маша убеждала себя, что ее это не задевает, но как же трудно было смириться с реальностью, которая заключалась в том, что Маши в их мире не было, потому что лето она проводила на даче, а на сноуборде стояла один раз в жизни, и то потому, что Димка вытащил ее на базу в Подмосковье. Димка, в сущности, был единственной точкой соприкосновения ее мира с миром ее одногруппников. Он сам был из их мира. Только по неведомой ей причине презирал все то, что они ценили, порой делая это чересчур демонстративно. К слову сказать, если бы не Димка, одногруппники ее вряд ли бы вообще замечали. Но извечное стремление хороших девочек к плохим мальчикам делало свое дело, и порой ухоженные красавицы, окутанные ароматами дорогого парфюма, подсаживались к Маше и пытались выяснить что-нибудь о ее единственном друге. Это всегда были очень неловкие моменты.
После слов про Шилову уголок Димкиной губы дернулся, а сам он снова откинулся на спинку сиденья и отвернулся к окну. Маша дико не любила такие перепады его настроения. Это означало, что он взвинчен, а значит, может опять что-то выкинуть.
— Ну прости, что я такая мнительная дура, — примирительно произнесла она, думая, что для Андрея — Димкиного водителя — каждая их поездка похожа на бесплатный цирк.
Димка провел рукой по волосам, взъерошив челку, и вновь повернулся к ней:
— Ты реально считаешь себя хуже пассии Крестовского?
Теперь отвернулась Маша, понимая, что спор зашел в тупик. Она считает. Димка — нет. Шилова крутилась вокруг него весь первый семестр в прошлом году, пока к ним в группу не заявился Крестовский. Димка его сразу невзлюбил. Маша сначала решила, что из-за Шиловой, которая забила на игнорировавшего ее заигрывания Димку и переметнулась к новенькому, но потом поняла, что дело в чем-то другом. Слишком незамутненно Димка не переваривал блистательного Крестовского.
До пристани доехали в молчании. Димка посматривал на часы, будто боялся опоздать — хотя на Машиной памяти его никогда не волновали такие вещи, — иногда тер висок, из чего Маша заключила, что его бессонница опять вернулась, а с ней — и мигрени, которые почти не снимались лекарствами; и все это вкупе с самим праздником предвещало ей отвратительный вечер.
Настоящую яхту Маша видела вблизи в первый раз. Она возвышалась у причала, а на ее темно-синем глянцевом боку красовалась надпись «Рене». Похоже, ждали только их, потому что на причале больше никого не было, и, судя по звукам, доносившимся с яхты, веселье там уже началось. Если бы Маша собиралась чуть быстрее, они бы с Димкой успели затеряться среди прочих гостей.
Димка похлопал себя по карманам, будто хотел закурить, и при этом едва не уронил подарок.
— Что ты даришь? — спросила Маша вполголоса, стараясь не смотреть на яхту.
Димка, нашедший наконец зажигалку, рассеянно на нее оглянулся:
— Самолет. А ты?
— Самолет? — Маша посмотрела на коробку средних размеров, которую Димка прижимал локтем к боку.
— Крестовский коллекционирует самолеты. Причуда такая.
— Надеюсь, не настоящие, — усмехнулась Маша.
Димка шутку не поддержал, что было для него нехарактерно. Молча протянул ей руку, помогая перешагнуть через цепь, ограждавшую пристань. Маша боялась поднять взгляд на яхту, зная, что оттуда они с Димкой видны как на ладони, при этом ни один из них даже не делает вид, что торопится.
— А у меня Акройд. Shakespeare: The Biography.
— Узнаю руку Ирины Петровны, — наконец улыбнулся Димка.