Ей нужно было написать Ромке. Прямо сейчас. Они ведь договорились, что больше у нее не будет тайн, что с любыми страхами и проблемами она может обращаться сразу, потому что он «испугался до чертиков и повторять не хочет».
Иногда, когда ее накрывало страхами и утягивало в бездну, Лялька вспоминала первые дни после аварии. Она провела в больнице около недели и каждый день — каждый без исключения — видела Ромку. После перерыва в три долгих года это было как заново научиться дышать. Только его присутствие спасало от воспоминаний об удушающем запахе гари, о связанных руках и чувстве беспомощности.
Три года она видела его исключительно на фото и изредка по видеосвязи, поэтому, увидев его вживую, в первый момент растерялась. Он перерос Димку, а еще стал таким красивым, что у Ляльки, стоило ей взглянуть на него, начинала кружиться голова. Димка нервничал и на каждое ее движение вопил, что ей нужно лежать, а Лялька думала, что ее брат все-таки ничего не понимает в девушках. Да она бы и под дулом пистолета не встала с кровати, потому что на ней была идиотская больничная рубашка.
Ромкины глаза в искусственном освещении палаты казались совсем зелеными. А еще никакая видеосвязь не могла бы передать то, как он пахнет. Димка суетился, без конца передвигал с места на место вазу с цветами, пытался шутить и всячески дергался. Ромка был спокойным и улыбался. А у Ляльки щемило сердце. Она ведь просто хотела его попугать. Она совсем не хотела, чтобы он пострадал, вытаскивая ее из горящей машины. Теперь же она еле сдерживала слезы, глядя на его забинтованные кисти и заклеенную переносицу. И плевать было на то, что лечащий врач списывал плаксивость на сотрясение. Голова у нее болела вполне терпимо. Плакать хотелось от страха, что его могло не стать в той аварии. И Димки могло не стать. И как же жить после этого?
Лялька мечтала, чтобы Ромка говорил, но тот то ли из-за присутствия Димки, то ли по какой-то другой причине большей частью молчал, лишь улыбался. А ей так хотелось слушать его голос, не искаженный динамиками. Сама она тоже молчала, потому что на нее напала какая-то нелепая, сковывающая неловкость. Казалось, любое неосторожное слово что-то разрушит, сотрет его улыбку. К концу проведенной в больнице недели, в течение которой они с Димкой приходили каждый день, она разрывалась между желанием видеть Ромку и вернуться к привычному общению по телефону. Потому что по телефону говорить было нестрашно. По телефону у него не было шанса увидеть, что она краснеет или, зажав рот, чтобы он не услышал ее писка, прыгает от радости по комнате.
На выписку Ромка не приехал. Ее забирали Димка и Сергей, и у Ляльки испортилось настроение. Она наорала на Димку за какую-то тупую фразу, а потом позвонил Ромка, спросил, как у нее дела, и в ее никчемном мире снова взошло солнце. Как бы пафосно это ни звучало.
Они разговаривали почти двадцать минут. Димка то и дело оборачивался к ней с переднего сиденья, и Лялька, не выдержав, сказала Ромке, что, кажется, Димка ревнует. Только она не понимает, кого к кому.
Ромка после паузы рассмеялся, но комментировать это не стал. Димка тут же отвернулся, ничего не сказав. И это было странно, потому что единственным плюсом ее авантюры, обернувшейся в итоге похищением, стало то, что Димка с Ромкой вновь начали разговаривать. А потом Ромка сказал:
— Ляль, давай договоримся: если тебя беспокоит любая ерунда, говори сразу, о’кей? Все всегда можно решить. Пока люди… живы.
Перед последним словом он запнулся, и стало понятно, что он говорит об их с Димкой родителях. Лялька обычно затыкала любого, кто начинал беседу на эту тему. Но Ромка не был любым. Ромка искренне по ним скорбел, и он был частью ее жизни.
— Ляль, — позвал он. — Ты расстроилась?
Ляльке хотелось сказать, что она не расстроилась, что для нее очень важно, что он о ней волнуется, но она не могла выдавить из себя ни слова, поэтому просто оборвала звонок.
Ромка не стал ей перезванивать, хотя она не выпускала телефон из рук. Спустя пару минут зазвонил Димкин мобильный.
— Не. Нормально вроде, — сказал Димка, оглянувшись на нее, а потом пояснил ей: — Крестовский волнуется, что ты обиделась.
Лялька закатила глаза и протянула руку за Димкиным телефоном.
— Ляль, я не собирался тебя обижать, — быстро заговорил Ромка. Его голос звучал даже немного испуганно.
— Я не обиделась. Просто… тут ушей много. Не люблю так разговаривать, — честно сказала Лялька, встретившись с Сергеем взглядом в зеркале заднего вида.
Дядя тут же уставился на дорогу, делая вид, что его в машине нет. Димка же развернулся к ней и какое-то время смотрел, дико этим раздражая.
— Тебе телефон нужен? — не выдержав, спросила Лялька.
Димка молча отвернулся. Лялька не собиралась его обижать. Но, блин, неужели нельзя проявить тактичность?