Магниты

22
18
20
22
24
26
28
30

Ромка, до этого молчавший, подал голос:

— Ляль, давай договоримся: с любой проблемой ты сразу обращаешься. В любое время.

— Даже ночью? — с замершим сердцем уточнила Лялька.

— В любое, Ляль, — серьезно ответил он, а потом добавил слова, которые Лялька прокручивала теперь в памяти каждую ночь перед сном: — Я испугался до чертиков. Больше так не хочу.

Он говорил что-то еще — про Димку, про Сергея, про своего отца, — но Лялька уже не вникала в слова. Просто слушала фоном его голос, и сердце ее колотилось как сумасшедшее.

Вернувшись после больницы домой, она обнаружила, что у нее забрали комп. Устроила по этому поводу истерику, но впервые в жизни Сергей уперся и не пошел у нее на поводу. Уже позже выяснилось, что комп забрала полиция, а новый Сергей покупать не стал. На ее телефоне теперь был заблокирован интернет, а пароль от вайфая предатель Димка сменил. Врачи, видите ли, рекомендовали ограничить пользование гаджетами.

Вот так просто у нее забрали всю ее жизнь, а приехавшая психологиня ласковым голосом объяснила, что это для того, чтобы она быстрее восстановилась.

Лялька в отместку замолчала на три дня. Ее грызло чувство вины, когда она видела, как скачет вокруг брат, как он боится ее молчания, но у нее была цель — ей нужен был ее комп с доступом в Сеть, с ее аккаунтами и сохраненными фотками. Кроме того, она надеялась, что побочным эффектом ее молчания станет приезд Ромки, но тот так и не при­ехал, лишь звонил. Лялька и ему не отвечала. Выдерживала паузу. Через три дня она сдалась и позвонила Ромке сама. Тот был за рулем, но ответил сразу. Она слышала, как он за­глушил машину, и они проговорили двадцать три минуты. Двадцать три минуты счастья.

Психолог упорно пыталась выяснить, нет ли у нее кошмаров или панических атак. Самым страшным кошмаром для Ляльки стало бы исчезновение Ромки из ее жизни, а пока она могла услышать его в любое время, кошмаров можно было не бояться, хотя горящая машина иногда ей снилась. Но стоило ей позвонить Ромке, как все кошмары таяли. Правда, звонила и писала она гораздо реже, чем хотелось, потому что боялась передавить, боялась наскучить. Ей нужно было сохранить тот надрыв и те эмоции, которые по­явились в их разговорах после аварии. Это его «я испугался до чертиков», паузы в разговорах, его сонный голос, когда она, набравшись храбрости, пару раз звонила ему ночью... Впервые после смерти родителей Лялька чувствовала себя живой, настоящей. Нужной.

Сердцебиение после дурацкой выходки придурка на мопеде почти выровнялось, а телефон в рюкзаке все не находился. Лялька еще раз проверила все карманы, потом расстегнула рюкзак и вытряхнула его содержимое на сиденье рядом с собой.

— Черт! — закричала она.

— Что случилось? — тут же отреагировал Сергей и, включив аварийку, начал сбрасывать скорость.

— Телефон... Господи, мой телефон! — Лялька понимала, что кричит, но тише говорить не могла.

— Что с ним?

— Его нет!

— Когда ты его в последний раз видела?

Сергей, поняв, что дело в пропаже телефона, моментально успокоился, и Лялька в очередной раз поняла, что никто из них ни черта ее не понимает. Там переписка с Ромкой, там куча его фоток и нужных скринов...

— Не помню я! В кафе. Нет. На крыльце. Я сообщение прочла и в рюкзак его сунула.

— Лена, — голос Сергея звучал успокаивающе, — это неприятно, я понимаю. Но, слава богу, все живы-здоровы. Телефон — это всего лишь… телефон.

— Всего лишь телефон? — Лялька чувствовала, что ее истерика становится неуправляемой. — Всего лишь телефон? Мамин телефон — последнее, что от нее осталось, — сгорел в машине. Этот телефон я потеряла. Это…