Пятиозерье

22
18
20
22
24
26
28
30

Две маленьких, на куликов рассчитанных дробинки засели у неё в мякоти плеча. Упала и не поднималась она больше от страха и неожиданности. Когда жуткая фигура в синей спецовке исчезла, Вера на четвереньках, но быстро юркнула обратно в столовую.

На кухне никто ничего не слышал: гудели холодильники и шкворчали плиты, дребезжала изношенная посудомоечная машина, натужно стонущие вентиляторы гнали с улицы отнюдь не прохладный воздух. Женщины, увидев поднимающуюся с четверенек Веру, бледную, с окровавленным рукавом, дружно заахали. Она, ни на кого не обращая внимания, бросилась к крохотному кабинету заведующей, где стоял телефон.

…Из вожатской Рыжая успела сбежать, понеслась сломя голову к БАМу — Степаныч пальнул вслед, промахнулся и быстрым шагом двинулся вдогонку.

В окне четвёртого корпуса мелькнуло её ненавистное лицо — и заряд картечи тут же вынес стекло. Из палаты раздался длинный, истошный крик на одной высокой ноте. Кому-то было там больно, но это опять оказалась не Рыжая — теперь Степаныч хорошо разглядел её пёструю футболку, там, впереди, у волейбольной площадки… И выстрелил снова.

Проходя под огромной, вековой сосной, он на секунду подумал, что Рыжая могла залезть на дерево и затаиться в ветвях. Но поднять голову не успел — увидел силуэт проклятой сучки, исчезающий в дверях БАМа.

10 августа, 12:05, ДОЛ «Варяг», шестой корпус

«Ну куда же могла деться Астраханцева? — думала Масик. — Ленка, конечно, особа взбалмошная и непредсказуемая, но чтобы вот так всё бросить и исчезнуть… Горловой рвёт и мечет… и я тут тоже ни пришей ни пристегни, одна Алина отряд на себе тянет… Да и половина мальчишек из леса не вернулась…»

Занятая своими мыслями, Масик выстрелов поначалу не услышала, — вернее, не обратила внимания. Но вслед за первыми двумя грохотнуло ещё и ещё, уже гораздо ближе. Раздались испуганные вопли, и отчаянный девчоночий визг, и чей-то наполненный болью протяжный крик-стон.

Она подбежала к окну, не допуская, что происходит что-то страшное и смертельно опасное, успокаивала себя обрывочными мыслями о шутниках-мальчишках и взрываемых ими петардах — и сама не верила этим мыслям.

Невысокого седого человека в поношенной спецовке Масик увидела сразу. Человек даже с ружьём в руках не выглядел опасным, скорее напоминал персонажа какой-то старой комедии — не то колхозного сторожа, не то браконьера-неудачника…

А затем двустволка быстро повернулась влево, выплюнув язык пламени. По ушам ударил раскатистый грохот. Крики стали громче.

Масик, замерев, следила, как стрелок на ходу перезарядил оружие и, ускорив шаг, скрылся в открытой двери БАМа.

Через несколько томительно-долгих секунд внутри раздался приглушённый выстрел, сразу за ним второй… Масик помотала головой, словно отгоняя наваждение: не бывает! не бывает такого в реальной жизни! какая-то инсценировка, что-то связанное с сегодняшней игрой…

Синяя фигура снова показалась в дверях БАМа. И направилась прямиком к шестому корпусу. «К нам», — поняла Масик. И поняла другое — никакая это не игра. Всё всерьёз.

Глава 5

10 августа, 12:05, огородик завхоза Обушко

Володя трепыхался, как повисшая на леске рыбина. Физической подготовкой он не блистал, и изогнуться, добраться руками до петли у него никак не получалось.

Результатом беспорядочных дёрганий стало лишь слабое раскачивание туда-сюда. Да ещё растущая боль в мышцах живота. На одном из качаний Володя как-то сумел дотянуться, ухватиться за ближайшую ветку — вцепился, потянул изо всех сил, в безумной надежде, что провод оторвётся, лопнет.

Оторвалась ветка.

Тогда он закричал. Крик получился не очень громкий, больше похожий на хрип. Потом его стошнило. Полупереваренные остатки скудного завтрака выплеснулись на бутылку, на стакан, на чёрствую четвертушку хлеба.