Инкуб

Верещагин осекся, сообразив, что в запале сказал лишнее. Страхов сделал вид, что не заметил очевидного ляпа. В скромно обставленном кабинете следователя воцарилось тягостное молчание. Анатолий Викторович с трудом переваривал только что полученную информацию. Неужели у Сильвера дрогнула рука, и он не попал в ползающего по полу Эдика? Или он пожалел вице-губернатора? И то, и другое предположение выглядело абсурдным, учитывая послужной список ближайшего подручного подполковника Годунова. Ответ напрашивался сам собой, но Верещагин не хотел признаваться себе в этом даже в мыслях.

– Охранники фирмы «Цербер», дежурившие на выезде из поселка, подтвердили, что Завадская и ее гости покинули Рябово в десять часов вечера. Они даже предъявили книгу, где была сделана запись. Сама Елена Семеновна заявила, что провела ночь у Кобяковых. Мы ее показания не проверяли, но в этом, я думаю, нет необходимости.

– Почему? – насупился Верещагин.

– Потому что о вашей версии, Анатолий Викторович, не узнает никто, – Страхов взял со стола исписанный лист и, порвав его на мелкие кусочки, бросил в урну. – Надеюсь, вы не возражаете?

– Нет, – глухо отозвался Верещагин.

– Давайте в таком случае запишем в протоколе, что вы прибежали к дому Брагинского, услышав взрыв, но надолго там не задержались и покинули место происшествия сразу же после прибытия пожарных. Вы посчитали, что взорвался газ, скопившийся в доме в отсутствие хозяев. Потом замыкание в проводке, искра и взрыв.

– Очень хорошая версия, – криво усмехнулся Анатолий. – Остается только один маленький вопрос – откуда взялись покойники в усадьбе Брагинского, да еще в столь немалом числе?

– Закономерный вопрос, – кивнул Страхов. – Я уже сутки ломаю над ним голову.

– Хотите докопаться до истины? – спросил Верещагин.

– Нет, – вздохнул следователь. – У меня другая задача – спихнуть это дело в архив, не доводя до суда.

– Вы откровенны, Валерий Игоревич.

– Я же разговариваю не с обывателем, а с вице-мэром, – пожал плечами Страхов. – У меня приказ, Анатолий Викторович, и я не собираюсь его нарушать. Разумеется, у вас хватит властного ресурса, чтобы отстранить меня от дела. Скажу сразу, я буду вам за это очень благодарен. Но мне почему-то кажется, господин Верещагин, что вы меньше всех заинтересованы в честном и непредвзятом расследовании дела.

– Тебе правильно кажется, – неожиданно даже для себя произнес Верещагин. – И ты, Валера, знаешь почему. Я был среди тех, кто попытался уничтожить инкуба, но это, конечно, не для протокола.

– Об этом догадываются многие во властных структурах, Анатолий Викторович. Однако не торопятся вступать в борьбу со злом.

– Бояться?

– И это тоже, – не стал спорить Страхов. – Но главное в другом – он хорошо платит. Гораздо щедрее, чем вы.

– Тебе он тоже заплатил?

– В моем положении, Анатолий, опасно быть белой вороной. Смертельно опасно. Убрать меня могут не только инкубы, но и свои. Извини, но это все, что я могу тебе сказать. Уезжай Верещагин куда-нибудь подальше – из города, из области, из страны. Если этот тип приговорил тебя к смерти, то никто здесь пальцем не пошевелит, чтобы тебе помочь. Своя рубашка ближе к телу.

Верещагин вернулся домой только под вечер. В гостиной горел свет, что его насторожило, но не остановило. После разговора со следователем Страховым на него навалилась апатия. В сущности, Анатолию было уже все равно, убьют его сейчас или это случиться немного погодя. Однако он предпочел бы, чтобы его пристрелил грабитель, забравшийся в дом в отсутствие хозяина. Смерть от волчьих клыков почему-то казалась ему ужасной. Увидев Завадского, сидящего в кресле с фолиантом в руках, Анатолий разочарованно вздохнул и чуть шевельнул пальцами в знак приветствия. Верещагину очень хотелось кофе, и он жадными глазами уставился на дымящуюся чашку, стоящую поодаль от гостя.

– Кофе на плите, – ответил на незаданный вопрос Аркадий, не отрывая глаз от потрепанной книги.