– Боже, Боже мой! – Его глаза метнулись к окну, и пристальный взгляд Петры последовал за ними.
– Почему на них решетки, мать твою?! – заорал он, как будто в этом была ее вина.
– Ты сам говорил, что так надо. Чтобы никто не выбрался.
– Или не выбросился! – Он понял, что решетки в данном случае предназначались для нее: она уже дважды пыталась покончить с собой.
Он вскочил с кровати, таща за собой постельное белье, оставив сестру ничем не прикрытой. На мгновение у него закружилась голова, и он потянулся к спинке кровати, чтобы не упасть.
– Что ты собираешься делать? – простонала Петра, поджав ноги и обхватив колени руками.
– Хочу посмотреть, можно ли отсюда выбраться! – рявкнул он через плечо, шаркая к двери и придерживая волочащуюся простыню у пояса.
– Нет, Питер. Не ходи туда! Это слишком опасно!
– Но мы же не можем здесь оставаться, черт возьми!
Он редко так сердито кричал на нее. Петра услышала панику в его голосе. Он боялся за них обоих. Он положил руку на медную дверную ручку и тут же отдернул ее.
– Горячая! – крикнул он, отпрянув назад.
– Нет, Питер, нет!
Но было слишком поздно. Как только он распахнул дверь, пламя схватило его красно-золотыми когтями, а постельное белье вспыхнуло почти сразу. Затем оно раздулось, и бегущие языки огня поглотили его полностью.
С горящими волосами, пузырящейся кожей, обожженный и брызжущий соками уходящей жизни, он повернулся к своей голой, плачущей сестре, застывшей на кровати с балдахином. Странно, но, может быть, потому, что ум у нее все еще был задурманен наркотиками, она по-прежнему видела его бледно-голубые глаза сквозь огонь, плескавшийся вокруг его тела. Он все еще смотрел прямо на нее. Рот у него был открыт, и она была уверена, что, прежде чем начать глотать огонь, Питер позвал ее по имени.
Его пылающие руки, местами кроваво-красные, а кое-где уже почерневшие, потянулись к ней, к единственному человеку, кого он по-настоящему любил и который знал все его секреты, как он знал ее. Шатаясь, он двинулся к кровати, и Петра поняла, чего хочет ее любимый брат.
Питер жаждал ее утешения, ибо она была всем, что у него
И она не отшатнулась. Она, напротив, раскрыла ему объятия, как делает мать, чтобы успокоить поранившегося ребенка. Тогда, словно огненный шар с размытым и почерневшим образом какого-то существа внутри, которое могло когда-то быть человеком, он рухнул на свою сестру.
И, крича от боли, Петра обвила брата руками. А потом, плотно прижавшись к нему, и ногами.
Глава 97
– Я бы с удовольствием пристрелил парня, который написал все эти чертовы книги ужасов о крысах, – устало сказал Эш.