Подхожу к ней, сажусь рядом на кровать, беру ее ладушку в свои руки и прикасаюсь губами.
— Привет, — отвечает она. Голос звучит слишком устало.
Сколько в ее ауре жил паразит? Сколько ее держали в искусственном сне- почти месяц…так изменится за неполные тридцать дней…Хочется перевернуть вселенную от такой несправедливости.
Мы молчим. Нам не надо разговаривать, чтобы понять чувства друг друга. Достаточно просто быть рядом.
Я незаметно, краешком дара пытаюсь пощупать ее ауру. И снова хочется ругаться сквозь зубы — слишком тонкая оболочка, слишком мало света. Аленке с такой аурой нельзя ни волноваться, ни переживать, ни расстраиваться. Она просто не выдержит сильных эмоций. Но ее дар- маленький внутренний — он не исчез, он стал словно ярче. Я чувствовал его — чувствовал, как энергия дара, даже не зависимо от желания Аленки, согревает, успокаивает, убаюкивает меня.
Уходить нет сил. Не могу себя заставить подняться и оставить ее снова одну. Но…за меня вроде бы уже все порешали. От меня ждут ответных действий.
И я попробую пока поиграть по навязанным мне правилам. Тем более- увидеть Второго я просто обязан. Мне надо точно так же понять для себя, что именно он делал в подземельях. А кроме него на этот вопрос никто не ответит.
Второй визит в палату интенсивной терапии проходит значительно дольше. Мне дают четкие инструкции, — какие вопросы задавать и о чем спрашивать. Я киваю в ответ, со всем соглашаясь. Но думаю совершенно о другом.
Какие последствия разговора. Что будет, если выплывет правда…
Что рассказывать дальше. По порядку? Отрывками? По сути? Все слишком быстро закрутилось.
Вихрем. Торнадо. Такое чувство — пришло все и смело то что было не оставив даже камушка. Перемешалось, переплелось.
Ладно… сначала обрывки…
Второй, лежащий обмотанный какими-то капельницами, проводами. Пищащие медицинские приборы рядом, в которых я не понимаю.
В глазах у него…Тоска у него в глазах. Темные глаза- как февральское небо.
На все приветствия, на попытки поговорить в ответ ни слова. Он только отворачивал от меня голову и кривился. О чем я мог говорить, наблюдая все это? «привет. Как дела? Хорошо выглядишь?»
Он мне не верил. Это было понятно. Я только не мог сказать почему. Может потому что Второй изначально дураком не был и все и так понимать должен был. На перед просчитать. Да, что же он такое нашел, что даже мне сказать был не в силах. Его же, судя по всему, из этой палаты так просто не выпустили бы.
Я просидел с пол часа и ушел. И то…чувствовал себя как…
Меня ни на секунду не оставляли одного и это бесило еще больше. Влад ходил по пятам. Я видел, его это тоже напрягает. Но у него был свой приказ.
То, что у меня в комнате могли быть видеокамеры и прослушка- было не просто предположением. Я знал, что именно так и будет. Ни меня, ни Второго в покое не оставят.
Надо было совершенно срочно придумать, как избавиться и от слежки, и от наблюдения. Дар — такой нужный и полезный там, в подземельях, сейчас только мешал. Сковывал по рукам и ногам. Не давал действовать. Я не знал ни где Мельник, ни где Гальцев — те люди, которые хоть как-то могли бы помочь. Но в Клинике я был совершенно один.