Дети войны

22
18
20
22
24
26
28
30

Небо погасло.

Но небо было прежним, — осенняя высь, тонкая сеть облаков, солнце, прорывающееся сквозь них, искрящееся на металле. Мельтиар не смотрел вверх — только вперед, на чужой лагерь. На шатры, разбитые по плану, на прямые улицы меж ними, на воинов, расступившихся, чтобы пропустить нас.

Что случилось? Моя мысль была путанной и рваной, я старалась не выдать себя, не сбиться с ровного шага. Наш отряд?..

Не бойся, ответил Мельтиар. Я слышала, как успокаиваются его чувства, волна за волной уходят вглубь. Здесь не видно звезд. Но я понял почему.

37

Небо погасло.

Я ослеп.

Тысячи, тысячи звезд, сиявших для меня всегда. Звездный ветер, несущий им мою силу. Голоса, звучащие за гранью слуха. Все, что было частью моей души.

Погасло.

Пустота поглотила свет, убила звуки. Пустота глухая, черная, как расщелина под горным завалом. Воздух затхлый, вдох разрушает мысли, отравляет сердце. Где свет моих звезд? Сила течет от меня к ним, но я не слышу отзвука вдалеке, не вижу мерцающих струн.

Но я вижу ее. В опустевшем небе сияет она одна — моя маленькая звезда. Совсем рядом — и моя душа, опустевшая, вновь наполняется жизнью.

Я справлюсь.

Искры темноты бегут по коже, вспыхивают на краткий миг — но одного мига достаточно. Темнота дает мне новое зрение, и я вижу — мы идем сквозь толщу незримой стены.

Я не сбавляю шаг, иду сквозь преграду. Смотрю вперед, на лагерь открытый ветрам пустоши, видимый издалека. Вижу воинов, оцепивших шатры, помню о колесницах, оставшихся позади. Сжимаю руку Беты, пытаясь унять ее тревогу, а темнота вливается в кровь, рассказывает мне о незримой стене.

Преграда на пути магии, на пути оружия и пророчеств. Я не вижу своих предвестников, они не смогут докричаться до меня. Но свет минует преграду и моя темнота скользит незамеченной. Она познает, принимает в себя чужую магию, и я даю ей новое имя — барьер.

Здесь не видно звезд, говорю я Бете. Но я понял, почему.

Я понял почему, но что я должен делать? Исчезнуть вместе с Бетой в вихре темноты, вернуться к отряду? Нет, мои воины готовы к непредвиденному. И я не могу отступить сейчас.

Наш провожатый сбавляет шаг, мы останавливаемся следом за ним. Мир внутри барьера притворяется таким же, как снаружи: ветер гонит по земле сухую пыль, играет голубыми флагами, раздувает тяжелые полотнища шатров. Ветер пахнет усталостью и железом, долгими днями пути, ранами и смертью. Много жилищ — истрепанных дождем, выгоревших под солнцем — но слишком мало воинов. Где они? Бежали, погибли или сражаются на далеком рубеже?

Переводчик отходит в сторону, и долетающие обрывки речи превращаются в бессмысленный шум. Я ловлю взгляд Беты и улыбаюсь, хотя улыбаться не время, — она снова стала скрытой. Кто признал бы в ней дитя войны? Она оглядывается по сторонам, любопытная и растерянная, юная девушка среди чужих людей. Держит оружие бережно и неловко, словно дорогую, громоздкую игрушку. Но чувства ее как сталь, — несокрушимые и острые. Чужаки смотрят на Бету, видят ее беззащитной и хрупкой, — и лишь я чувствую смертоносную силу, готовность к атаке.

Переводчик возвращается. С ним другой воин, без повязки и шлема, с открытым лицом. Оно отмечено рубцами и морщинами, взгляд светлый и колкий.