Ева покачала головой и снова коснулась ладонью его щеки.
Впервые с начала разговора Гарри посмотрел на нее по-настоящему и увидел наконец то, что сияло в ее глазах, предназначенное лишь для него одного. Ева улыбнулась еще, и на сей раз у Гарри не возникло сомнений, что означает ее улыбка, – улыбка, на которую он не мог не ответить.
Ева потянулась губами к его губам – и он поцеловал ее.
Станем опять друзьями?
Бункер, выкопанный прямо в склоне холма, у подножия, при других обстоятельствах вызвал бы всеобщую бурю восторга – потрясающее место, настоящее приключение! Но сегодня… сегодня дело было иное.
Дети сбились в кучку у входа, тесно прижимаясь друг к дружке, не желая упускать друг друга из виду.
Все, кроме одного.
Эдвард замер чуть в сторонке от остальных. Он не замечал, что с ним происходит. Не поднял глаз, когда миссис Хогг проследовала за угрюмым сержантом внутрь бункера, не затревожился – вдруг с ней там что-нибудь случится и она не вернется? Даже не стал подсматривать за мисс Паркинс и ее капитаном, целовавшимися и обнимавшимися поодаль, среди фальшивых самолетов.
Просто стоял, заложив руки в карманы, полностью погруженный в свои печальные мысли.
Неожиданно до него донесся чей-то шепот, потом еще и еще – и на мгновение Эдварду показалось, будто он вернулся в дом на острове и снова прислушивается там к голосам из далекого прошлого… однако нет: шептались остальные ребята, и очень скоро Эдвард расслышал, что говорят они о нем.
Эдвард изо всех сил постарался сделать вид, будто ничего не слышит, и постепенно начинал улавливать обрывки разговора.
– Том его доставал, прям проходу не давал… – голос Руби, ее грубоватый выговор прирожденной кокни, явственно различимый даже на пониженных тонах.
– А Джойс на него наябедничать грозилась, – подхватил Фрейзер. Эдварду и смотреть не надо было, чтобы догадаться, как таращит малыш сейчас глаза.
– И вы гляньте, чего с ними случилось, – снова Руби, с малолетства приучившаяся копировать манеру говорить своей мамаши и полностью разделявшая ее уверенность, что достаточно о чем-то заявить, и заявить эффектно – и никто не усомнится в твоей правоте. – Скажете, не похоже на правду?
– Слышьте, вы, – заговорил Джеймс, кажется, начинавший злиться всерьез и пытавшийся заодно продемонстрировать лидерские качества, – вы это… утихните. Заткнитесь вы все. Сами бы послушали, чего плетете – дурь ведь полная.
Остальные, и верно, примолкли. Эдвард немного расслабился. В душе невольно поднялась симпатия к бывшему другу – жаль, никак ее не выразить.
– А я думаю – это он. Он это сделал.
Эдвард похолодел – голос девочки был знаком ему даже слишком хорошо. Флора. Раньше она была его единственной союзницей, неизменно принимала его сторону против всех, и… теперь это закончилось.
Эдвард покосился на Флору и увидел в ее лице боль, обиду… и кое-что другое, куда более ужасное. Страх. Флора боялась его. Боялась панически, до ужаса.
Эдвард отчаянно хотел что-нибудь сказать или хотя бы заплакать – и не мог. Загнанный в темницу собственного тела, он был способен лишь молча стоять и слушать, как обсуждают его другие, да делать вид, что не слышит.