Алмаз раджи

– Увы! – воскликнул принц. – Мы оба связали себя клятвой в этом страшном деле и теперь вынуждены лишь наблюдать эту игру человеческими жизнями, которая, вдобавок, кое-кому приносит доход. О, если бы я мог нарушить свое слово!..

– Для вашего высочества это исключено, – вставил полковник. – Ваша честь – это честь всей Богемии. Зато я без всяких угрызений совести могу позволить себе такую роскошь.

– Джеральдин, – сказал на это принц, – если ваша честь пострадает вследствие похождений, в которые я вовлек вас, я никогда не смогу себе этого простить.

– Слово вашего высочества – для меня закон, – браво ответил полковник. – Давайте же как можно скорее покинем это проклятое место!

– Да-да, – поддержал принц. – Ради всего святого, Джеральдин, найдите кеб, и постараемся хотя бы во сне забыть эту позорную ночь.

Тем не менее принц все же запомнил название улицы и номер дома, в котором помещался Клуб самоубийц.

На следующее утро, как только принц проснулся, Джеральдин принес ему утренний выпуск газеты. На первой полосе красным карандашом была обведена заметка следующего содержания:

«Прискорбное происшествие. Сегодня около двух часов утра мистер Бартоломью Мальтус, проживавший в доме номер 16 на площади Чепстоу, возвращаясь вместе со своим знакомым после вечера, проведенного в гостях, и желая остановить кебмена, споткнулся о парапет на Трафальгарской площади, сломав при этом руку и ногу, а заодно повредив черепную коробку. Смерть наступила мгновенно. Так как мистер Мальтус уже страдал частичным параличом, то надо полагать, что это падение стало следствием нового апоплексического удара. Мистер Мальтус был хорошо известен в самых почтенных кругах общества, и его гибель несомненно вызовет глубокую скорбь».

– Если только существует прямая дорога в ад, – серьезно проговорил полковник, – то душа этого паралитика уже прибыла по назначению.

Принц, закрыв лицо ладонями, молчал.

– Я даже рад, – продолжал полковник, – что он умер. Но признаюсь, что у меня сердце обливается кровью при мысли о том молодом человеке, который угощал нас пирожными.

– Джеральдин, – подняв голову, проговорил принц, – еще вчера этот несчастный юноша был так же невинен, как и мы с вами, а сегодня его душу обременяет смертный грех. Когда я вспоминаю о председателе этого клуба, у меня тотчас становится мерзко на душе. Я еще не знаю, как мы поступим, но этот негодяй не уйдет от меня, клянусь в этом именем Господа! О, эта игра за зеленым столом! Каким уроком для меня она стала!

– Да уж, я бы не стал его повторять ни при каких обстоятельствах! – заметил полковник.

Принц, однако, надолго умолк, и Джеральдин не на шутку встревожился.

– Уж не думаете ли вы снова отправиться туда? – обеспокоенно спросил он. – Довольно с нас и того, что мы видели. К тому же ваше положение не позволяет вам снова подвергаться такому риску.

– В ваших словах немало правды, – отвечал принц Флоризель, – и я сам не очень доволен этим своим намерением. Но увы, под пышным облачением даже самых великих государей скрывается самый обычный человек. Это чувство сильнее меня, Джеральдин, и я поневоле ему уступаю. Ответьте: могу ли я не интересоваться судьбой несчастного молодого человека, ужинавшего с нами не далее, как вчера? Могу ли я допустить, чтобы этот проходимец продолжал свои спекуляции человеческими жизнями? Могу ли я, столкнувшись с таким удивительным приключением, остановиться на полпути и не пойти до конца? Нет, Джеральдин, вы требуете от принца больше того, на что способен человек, носящий этот титул. Сегодня вечером мы с вами снова займем места за зеленым столом Клуба самоубийц!

Полковник Джеральдин опустился на колени.

– Ваше высочество, возьмите мою жизнь! – вскричал он. – Я охотно отдам вам ее; но не делайте этого… Остановитесь! Позвольте мне одному рискнуть собой.

– Полковник, – с некоторым высокомерием возразил принц, – жизнь ваша принадлежит вам и только вам. Я полагал, что ваша преданность выражается в беспрекословном исполнении моей воли. Но в покорности, если она исходит не от души, я не нуждаюсь. Прибавлю лишь одно: ваша настойчивость в этом вопросе исчерпала мое терпение.

Полковник стремительно вскочил.