Алмаз раджи

Затем, еще раз повторив свои инструкции, сопроводив их ласковыми словами и многообещающими взорами, она простилась с молодым американцем и исчезла в толпе.

Весь следующий день Сайлас едва не лопался от важности; теперь он был уверен, что его новая возлюбленная – как минимум графиня. С наступлением вечера он в точности исполнил все ее указания и в назначенный час стоял на углу Люксембургского сада. Там, однако, никого не было. Он прождал добрых полчаса, заглядывая в лица всех проходивших мимо женщин, обошел сад вокруг, но нигде не обнаружил прелестной графини, готовой броситься к нему в объятия. В конце концов, до крайности огорченный, он отправился домой. По пути ему вспомнились слова, которые мадам Зефирин произнесла, обращаясь к белокурому молодому человеку, и ему стало как-то особенно неловко.

«Странное дело, – подумал он, – ну почему все должны что-то врать нашему портье?»

Он позвонил, дверь отворилась, и портье в шлепанцах и ночном колпаке вышел, чтобы посветить ему фонарем на лестнице.

– Что, ушел он? – спросил портье.

– Он? Кого вы имеете в виду? – с излишней резкостью спросил Сайлас, так как был не в духе из-за несостоявшегося свидания.

– Я почему-то не заметил, как он выходил, – продолжал портье. – Надеюсь, что вы с ним расплатились. У нас не жалуют постояльцев, к которым вечно шляются кредиторы.

– Да что, черт побери, вы несете? – раздраженно спросил Сайлас. – Я ни слова не понимаю!

– Я говорю о том симпатичном молодом блондине, который должен был явиться к вам за деньгами. О нем и речь. Вы же сами приказали мне больше никого не пускать!

– Но ведь он, разумеется, и не приходил! – отвечал Сайлас.

– Выходит, глаза меня подвели, – подмигнул портье.

– Вы просто дерзкий наглец! – возмутился Сайлас и, чувствуя, что готов выйти из себя и натворить глупостей, помчался наверх.

– Так вам не надо посветить? – крикнул вслед портье.

Но Сайлас только прибавил шагу и остановился только на площадке седьмого этажа перед собственной дверью. Там он постоял с минуту, переводя дух, томимый каким-то смутным предчувствием, больше того – просто побаиваясь входить. Но когда он распахнул дверь и увидел, что в комнате совершенно темно и, судя по всему, пусто, из его груди вырвался вздох облегчения. Теперь он наконец-то был дома, в полной безопасности!

Сайлас тут же дал себе зарок, что это было его первым и последним приключением. Спички лежали на столике у кровати, и он стал пробираться туда наощупь. Тяжелое предчувствие снова овладело им, и он даже обрадовался, когда первое препятствие, на которое он наткнулся, оказалось всего лишь стулом. По расположению слабо мерцавшего во мраке окна он догадывался, что находится у самой кровати. Чтобы добраться до столика, оставалось только благополучно миновать ее.

Молодой человек протянул руку, нащупал покрывало – а вместе с ним нечто вроде человеческой ноги. Сайлас тотчас отдернул руку, словно обжегшись, и замер, как изваяние.

«Что это? Что это может значить?» – лихорадочно пронеслось у него в голове.

Он стал прислушиваться, но не смог уловить звуков дыхания. Еще раз, сделав над собой сверхчеловеческое усилие, он коснулся кончиками пальцев покрывала и в ужасе отпрянул. На его постели что-то лежало! Но что именно, он не знал.

Прошло несколько секунд, прежде чем Сайлас рискнул пошевелиться. Затем он инстинктивно бросился к спичкам и, отвернувшись от постели, зажег свечу. Только когда она разгорелась, он медленно повернулся, чтобы взглянуть на то, что так его напугало, и увидел то, что больше всего боялся увидеть.

Покрывало было тщательно натянуто на подушки, но под ним отчетливо обрисовывалась фигура неподвижно лежащего человека. Откинув трясущейся рукой покрывало, Сайлас обнаружил под ним того самого белокурого молодого человека, которого видел накануне в Баль-Булье. Невидящие глаза юноши были широко раскрыты, лицо распухло и почернело, у ноздрей запеклись две тонкие струйки крови.