Алмаз раджи

Запугивание – не лучший способ избавиться от молодого человека с характером. Ее слова только разожгли мое упрямство, и я счел долгом чести остаться. А то, что она так заботилась о моей безопасности, только укрепило меня в этом решении.

– Не сочтите меня назойливым, сударыня, – ответил я. – Но если Грэден такое опасное место, вы, должно быть, тоже рискуете, оставаясь здесь?

Она с упреком взглянула на меня.

– Вы и ваш батюшка… – продолжал я, но она тотчас прервала меня:

– Мой отец? Откуда вы о нем знаете?

– Я видел вас вместе, когда вы шли от лодки, – ответил я, и, не знаю почему, ответ этот показался ей достаточным, тем более что он был правдив. – Но, – продолжал я, – меня вам бояться нечего. Я вижу, у вас есть причина хранить тайну, но поверьте, что я сохраню ее так же надежно, как если бы она была погребена в Грэденской топи. Уже много лет я почти ни с кем не разговариваю; мой единственный товарищ – моя лошадь, но и она, бедняга, сейчас не со мной. Вы видите, что можете рассчитывать на мое молчание. Скажите всю правду: вы в опасности?

– Мистер Норсмор сказал, что вы порядочный человек, – ответила она, – и я поверила этому, как только увидела вас. Я скажу только одно: вы правы. Нам грозит страшная, чудовищная опасность, и вы сами подвергаетесь ей, оставаясь здесь.

– Вот как! – сказал я. – Вы слышали обо мне от Норсмора? И он хорошо отзывался обо мне?

– Я спросила его о вас вчера вечером, – ответила она. – Я сказала… – запнулась она, – что встречала вас когда-то, и вы упоминали о нем. Это была ложь, но я не могла поступить иначе, не выдав вас, ведь вы своей просьбой поставили меня в трудное положение. Он вас очень хвалил.

– Позвольте спросить: эта опасность исходит от Норсмора?

– От мистера Норсмора? – вскричала она. – О, что вы! Он сам разделяет ее с нами.

– А мне, значит, вы предлагаете бежать? – сказал я. – Хорошее же мнение сложилось у вас обо мне!

– А зачем вам оставаться? – спросила она. – Мы вам не друзья.

Не знаю, что со мной случилось – такого не бывало у меня с самого детства, – но только я так обиделся, что у меня глаза защипало, и все-таки я, не отрываясь, глядел на ее лицо.

– Нет, нет! – вдруг сказала она изменившимся голосом. – Я не хотела вас обидеть.

– Это я вас обидел, – сказал я и протянул ей руку, взглянув на нее с такой мольбой, что она сейчас же порывисто протянула мне свою.

Я не отпускал ее руку и смотрел ей в глаза. Она первая освободилась и, забыв о своей просьбе и о том обещании, которое хотела от меня получить, стремглав бросилась прочь и вскоре скрылась из виду.

Именно тогда я понял, что люблю ее, и радостно забившимся сердцем почувствовал, что и она уже неравнодушна ко мне. Много раз впоследствии она отрицала это, но с улыбкой, а не всерьез. Со своей стороны, я уверен, что наши руки не задержались бы так долго в пожатии, если бы сердце ее не растаяло. В сущности, я не так уж был далек от истины, потому что, по собственному ее признанию, она уже на следующий день поняла, что любит меня.

Между тем, на другой день не произошло ничего важного. Она, как и накануне, вышла к опушке и позвала меня, сразу же упрекнув, что я еще не покинул Грэден. А обнаружив, что я упорствую, начала подробно расспрашивать, как я сюда попал.

Я рассказал ей, какая цепь случайностей привела меня на берег во время их высадки и как я решил остаться – отчасти потому, что меня заинтересовали гости Норсмора, отчасти же из-за его попытки меня убить. Боюсь, что по первому пункту я был неискренен, потому что заставил ее предположить, что именно она с первого же момента, как я увидел ее на отмели, стала для меня единственным магнитом. Мне доставляет облегчение признаваться в этом хотя бы сейчас, когда жена моя уже призвана Всевышним и видит все, и даже знает, что тогда я умолчал из самых лучших побуждений. Но даже ничтожная тайна в таком супружестве, каким было наше, похожа на крохотную горошину, которая мешает спать принцессе.