Как только я покончил с едой, мы отправились осматривать нижний этаж. Мы перепробовали все подпорки у окон, кое-где внесли незначительные исправления, и удары молотка зловеще отдавались по всему дому. Я, помнится, предложил проделать бойницы, но Норсмор сказал, что они уже есть в ставнях верхнего этажа. Этот осмотр тем не менее поверг меня в уныние. Надо было защищать две двери и пять окон, а нас, считая Клару, было только четверо против неизвестного числа врагов. Я поделился своими опасениями с Норсмором, который невозмутимо заверил меня, что полностью их разделяет.
– Еще до наступления утра, – сказал он, – все мы будем перебиты и погребены в Грэденской топи. Наш приговор подписан.
Я не мог не содрогнуться при упоминании о зыбучих песках, но напомнил Норсмору, что враги пощадили меня ночью в лесу.
– Не обольщайтесь, – сказал он. – Тогда вы не сидели в одной лодке со старым джентльменом, а теперь вы в ней. Всех нас ожидает топь, помяните мое слово.
Я еще больше испугался за Клару, а тут как раз ее милый голосок позвал нас наверх. Норсмор указал мне дорогу и, поднявшись по лестнице, постучал в дверь комнаты, которую обычно называли «дядюшкиной спальней», так как строитель павильона предназначал ее для себя.
– Входите, Норсмор, входите, дорогой мистер Кессилис, – послышался голос.
Распахнув дверь, Норсмор пропустил меня вперед. Тем временем Клара выскользнула через боковую дверь в смежную комнату, где находилась ее спальня. На кровати, которая уже не стояла у окна, где я ее в последний раз видел, а была сдвинута к задней стене, сидел Бернард Хеддлстон, обанкротившийся банкир. Я только мельком видел его в неверном свете фонаря на берегу, но узнал без труда. Лицо у него было продолговатое и болезненно-желтое, окаймленное длинной рыжей бородой и бакенбардами. Приплюснутый нос и широкие скулы придавали ему какой-то монгольский облик, а его светлые глаза лихорадочно блестели. На нем была черная шелковая ермолка, перед ним на кровати лежала огромная Библия, заложенная золотыми очками, а на низкой этажерке у постели громоздилась стопка книг. Зеленые занавеси отбрасывали на его щеки мертвенные блики. Он сидел, обложенный подушками, согнув свое длинное туловище так, что голова находилась чуть ли не ниже колен. Я думаю, что, не умри он другой смертью, его все равно через несколько недель доконала бы чахотка.
Он протянул мне руку, длинную, тощую и до отвращения волосатую.
– Входите, входите, мистер Кессилис, – сказал он. – Еще один покровитель, хм… еще один покровитель… Друг моей дочери, мистер Кессилис, для меня всегда желанный гость. Как они хлопочут вокруг меня, друзья моей дочери! Да благословит и наградит их за это небо!
Конечно, я протянул ему руку, я не мог не сделать этого, но та симпатия, которую я готов был питать к отцу Клары, была развеяна его видом и неискренним тоном.
– Кессилис очень полезный человек, – сказал Норсмор. – Он один стоит десяти.
– Так и дочь мне говорила! – с жаром вскричал мистер Хеддлстон. – Ах, мистер Кессилис, как видите, грех мой обратился против меня! Я грешен, очень грешен, но каюсь в своих прегрешениях. Нам всем придется предстать перед судом Всевышнего, мистер Кессилис… Я запоздал, но явлюсь на суд с покорностью и смирением…
– Слышали, все это мы уже слышали! – грубо прервал его Норсмор.
– Нет, нет, дорогой Норсмор! – закричал банкир. – Не говорите так, не старайтесь поколебать меня. Не забудьте, милый мальчик, не забудьте, что уже сегодня я могу быть призван моим Создателем.
Противно было смотреть на это трусливое волнение, но меня возмутило то, как Норсмор, взгляды которого мне были хорошо известны, продолжал высмеивать покаянное настроение жалкого старика.
– Полноте, дорогой Хеддлстон, – сказал он. – Вы несправедливы к себе. Вы душой и телом человек от мира сего и обучились всем грехам еще до того, как я родился. Совесть ваша выдублена, как южноамериканская кожа, но только вы позабыли выдубить и вашу печень, а от нее, поверьте мне, все ваши терзания.
– Шутник, шутник, негодник этакий! – сказал мистер Хеддлстон, погрозив пальцем. – Конечно, я не ригорист и всегда ненавидел эту породу, но и в грехе я никогда не терял лучших чувств. Я вел дурную жизнь, мистер Кессилис, не стану отрицать, но все началось после смерти моей жены, а вы знаете, каково приходится вдовцу. Грешен, каюсь. Но ведь не отъявленный же я злодей. И уж если на то пошло… Что это? – внезапно прервал он себя, подняв руку с растопыренными пальцами и боязливо прислушиваясь. – Нет, слава богу, это всего лишь дождь, – помолчав немного, добавил он с невыразимым облегчением.
Несколько секунд он лежал, откинувшись на подушки, близкий к обмороку. Потом немного пришел в себя и дрожащим голосом снова принялся благодарить меня за участие, которое я собирался принять в его защите.
– Один вопрос, сэр, – сказал я, когда он на минуту угомонился. – Скажите, правда ли, что деньги и теперь при вас?
Вопрос этот ему сильно не понравился, но он нехотя согласился, что небольшая сумма у него имеется.
ebooksa