Алмаз раджи

– Какая там, к черту, улитка! – сказал Норсмор. – Тише!

Тот же самый звук повторился дважды, с правильными интервалами, а потом сквозь ставни раздался громовой голос, произнесший итальянское слово: «Traditore!»[94].

Голова мистера Хеддлстона откинулась назад, его веки задрожали, и он без сознания повалился на стол. Норсмор и я кинулись к стойке и вооружились. Клара вскочила и схватилась за горло.

Так мы и стояли в ожидании, полагая, что сейчас последует атака; мгновение проходило за мгновением, но вокруг павильона все было безмолвно, слышался только звук прибоя.

– Скорее! – сказал Норсмор. – Отнесем его наверх, пока они не явились.

Глава 8

О конце Хеддлстона

Кое-как нам удалось общими усилиями дотащить Хеддлстона наверх и уложить в постель в «дядюшкиной спальне». Он не подавал признаков жизни и остался лежать, как мы его положили, не шевельнув даже пальцем. Дочь расстегнула ему ворот и стала смачивать грудь и голову старика, а мы с Норсмором бросились к окну. Было по-прежнему ясно, полная луна ярко освещала отмель, но, как мы ни напрягали зрение, так и не смогли обнаружить никакого движения. Относительно нескольких темных пятен среди дюн нельзя было сказать ничего определенного: это могли быть и притаившиеся люди, и просто тени.

– Слава богу, – сказал Норсмор, – что Эгги не собиралась к нам сегодня!

Это было имя его старой няни; до сих пор он о ней не вспоминал, и то, что он подумал о ней сейчас, изумило меня.

Опять нам оставалось только ждать. Норсмор подошел к камину и стал греть руки у огня. Я невольно проводил его взглядом и при этом повернулся спиной к окну. Вдруг снаружи донесся слабый щелчок, пуля пробила одно из стекол и впилась в ставню в двух дюймах от моей головы. Я слышал, как вскрикнула Клара, и хотя я сейчас же отпрянул от окна, она была уже рядом, чтобы убедиться, что я остался невредим. Я почувствовал, что за такую награду готов подставлять себя под огонь ежедневно. Я постарался ласково успокоить ее, забыв обо всем вокруг, но голос Норсмора вернул меня к действительности.

– Пневматическое ружье, – сказал он. – Они хотят расправиться с нами без шума.

Я отстранил Клару и взглянул на него. Он стоял спиной к огню, заложив руки назад, и по мрачному выражению его лица я понял, какие страсти кипят в нем.

Точно такое же выражение было у него в тот мартовский вечер, когда он напал на меня вот тут, в соседней комнате, и хотя я готов был всячески извинить его гнев, признаюсь: мысль о последствиях приводила меня в трепет. Он смотрел прямо перед собой, но краем глаза мог видеть и нас, и ярость его вздымалась, как нарастающий шквал. Ожидая битвы, которая предстояла нам с внешним врагом, я начал опасаться внутренней распри.

Не отрываясь, я следил за выражением его лица, готовясь к худшему, как вдруг увидел в нем перемену – мгновенное просветление. Он взял лампу и возбужденно обратился к нам.

– Необходимо выяснить одно обстоятельство, – сказал он. – Намереваются ли они прикончить всех нас или одного Хеддлстона? Интересно, приняли они вас за него, или этот знак внимания был предназначен именно вам?

– Они меня приняли за него, – сказал я. – В этом нет сомнения. Я почти такого же роста, и волосы у меня светлые.

– Ну что ж, проверим, – возразил Норсмор и шагнул к окну, держа лампу на уровне головы. Так он простоял, играя со смертью, с полминуты.

Клара хотела броситься к нему и оттащить его от опасного места, но я с простительным эгоизмом силой удержал ее.

– Да, – невозмутимо произнес Норсмор, отходя от окна. – Да, им нужен только Хеддлстон.