– Так вот, – продолжал я, – ведь они добиваются своих денег? Почему бы вам их не вернуть?
– Увы! – ответил он, покачивая головой. – Я уже пытался сделать это, мистер Кессилис, но ничего не вышло! Как это ни ужасно, они хотят крови!
– Хеддлстон, не надо передергивать, – сказал Норсмор. – Вам следовало бы добавить, что вы предлагали тысяч на двести меньше, чем вы им должны. О разнице стоило бы упомянуть: это, как говорится, кругленькая сумма. И эти итальянцы рассуждают вполне резонно. Им кажется, как, впрочем, и мне, что раз уж они здесь, они могут получить и деньги, и кровь – и баста.
– А деньги в павильоне? – спросил я.
– Да. Но лучше бы им лежать на дне моря, – сказал Норсмор и внезапно закричал на мистера Хеддлстона, к которому я стоял спиной: – Что вы строите эти гримасы? Вы что, думаете, Фрэнк Кессилис предаст нас?
Мистер Хеддлстон поспешил заверить, что ничего подобного ему и в голову не приходило.
– Ну, то-то же! – угрюмо оборвал Норсмор. – Вы рискуете в конце концов наскучить нам. Что вы хотели предложить? – обратился он ко мне.
– Я собирался предложить вам вот что, – сказал я. – Давайте-ка вынесем эти деньги, сколько их ни есть, и положим перед дверью павильона. Если явятся эти карбонарии, ну что ж – деньги-то принадлежат им…
– Нет, нет, – завопил мистер Хеддлстон, – не им! Вернее, не только им, но всем кредиторам. Все они имеют право на свою долю.
– Слушайте, Хеддлстон, – сказал Норсмор, – к чему эти нелепые небылицы?
– Но как же моя дочь? – простонал презренный старик.
– О дочери можете не беспокоиться. Перед вами два жениха, из которых ей придется выбирать, – Кессилис и я, и оба мы не нищие. А что касается вас, то, по правде говоря, вы не имеете права ни на один грош, и к тому же, если я не ошибаюсь, вам и жить-то осталось всего ничего.
Жестоко было так говорить, но мистер Хеддлстон не вызывал сочувствия, и, хоть он дрожал и корчился, я не только одобрил в душе эту отповедь, но прибавил к ней и свое слово.
– Норсмор и я охотно поможем вам спасти жизнь, – сказал я, – но не станем помогать скрываться с награбленным добром.
Видно было, как он борется с собой, чтобы не поддаться гневу, но осторожность возобладала.
– Мои дорогие друзья, – сказал он, – делайте со мной и моими деньгами все, что хотите. Я всецело доверяю вам. А теперь дайте мне успокоиться.
И мы покинули его, признаюсь, с большим облегчением.
Уходя, я видел, как он снова взялся за свою Библию, трясущимися руками нацепив на нос очки.
Глава 7
О том, как мы услышали сквозь ставни всего одно слово