– Ну же, – подначила высокая блондинка с ярко накрашенными губами. – Открывай.
Показывать трусость не хотелось, и я потянулась к ручке. В конце концов, зараза к заразе не липнет. Нечисть во мне и так свою чует, может, и успокоится.
С этими мыслями я распахнула дверь и шагнула внутрь, тут же закрывая ее за собой, чтобы у любопытных глаза от счастья из орбит не выпали.
В лаборатории царил ад. Мне хотелось зажать уши, чтобы не слышать всех тех жутких звуков, что издавала нечисть. Гидра верещала, будто ее режут заживо, рорд спалил полотнище, которым обычно была укрыта его клетка, и теперь пытался проплавить прутья. Призрачный жабр носился вихрем и пытался выломать замок, при этом издавая невыносимый писк на грани ультразвука. Даже мой милый альраун, и тот вел себя неадекватно. Забившись в самый угол клетки, взбив всю шерсть до последнего волоска вверх, он смотрел в одну точку на потолке и шипел. Он даже выпустил пятисантиметровые когти, о существовании которых я не подозревала.
– Да что с вами такое? – воскликнула я, на миг переключая все внимание на себя.
Зверье затихло, но лишь на мгновение, тут же продолжив бушевать с удвоенной силой.
Лишь альраун сменил тональность, теперь он дурниной выл, все так же глядя в пустоту.
Неприятный холодок прошелся по моей спине, и я проследила за взглядом кота…
Он смотрел не на потолок, как мне казалось ранее. Он смотрел на черную субстанцию, клубящуюся в двух метрах от пола. Ту самую, что я уже лицезрела в одном из своих видений.
Тьма витала у потолка, то растекалась, то вновь собиралась, меняя всевозможные формы от правильной сферы до размытой кляксы…
Я чувствовала опасность, исходящую от нее, животный ужас, который сковывал тело и заставлял поджилки трястись. Хотелось бежать, причем не просто из комнаты, а желательно на другой континент. Но я боялась даже пискнуть, чтобы позвать на помощь. Что-то подсказывало: сущность опасна до чертиков, и зверье в клетках бушует не от массового психоза. Они боялись тьмы, так же как и я.
Внезапно дымка дрогнула. Почти ощутимо рядом с ней дрогнул и воздух, я почувствовала легкое дуновение, коснувшееся щек, и запах жженых волос. Тьма замерла, будто прислушиваясь к чему-то, а после ее форма вновь стала стремительно меняться, приобретая черты человеческого силуэта.
Он по-прежнему парил в воздухе, но уже можно было различить четко обозначенные конечности. Тьма поднесла руки к своему непроницаемому лицу, будто бы вглядываясь в них, изучая нечто новое, пошевелила пальцами, а после беззвучно расхохоталась, раззявив дыру в лице, откидывая голову назад и трясясь в припадке “радости”.
Гидреныш в этот момент взвыл особенно пронзительно. Его крик высокой нотой повис в лаборатории, отразившись от стен глухим эхом.
И тьма исчезла…
Сама по себе. Испарилась в никуда, будто и не было ее здесь.
Нечисть умолкла. Тишина в ушах начала давить на барабанные перепонки, и я устало сползла на пол, понимая, что мои силы исчезли. Сколько прошло времени, как я тут? Минут пять. Но я чувствовала себя выжатым лимоном. Словно меня выпили, вычерпали силы почти до донышка…
Стоило только об этом подумать, как дверь лаборатории распахнулась, и внутрь влетел запыхавшийся Фенир. Причем не младший, а старший.
Ректор академии стоял на пороге, обводил взглядом комнату – меня, живность в клетках, самопишущее перо, которое ожило и решило, что сейчас самое время внести в протокол событий появление начальника академии.
– Что тут произошло? – спросил у меня Гордон Фенир.