Я подняла руку к потолку, указывая место, где была тьма, и произнесла:
– Там был дохинай. Я видела.
Глава 9
Виктор явился только через час. К тому времени меня только самый ленивый из преподавателей не спросил, что же тут было.
Потому что собрались едва ли не все, и каждому было интересно что-то из своей области. Траволог Савье спрашивала, не пахло ли полынью; историчка Ризмар не верила ни одному моему слову, утверждая, что ни одному из ныне живущих магов не под силу вызвать настоящего дохинай; ректор просил описать все, вплоть до оттенков серого этой самой тьмы – сколько я их насчитала? Но то ли я была дальтоником, то ли сильно перепугалась, однако в моем понимании тьма была тьмой, без всяких полутонов.
И только Рита Вильсон вела себя по-человечески, а не так, будто я на допросе. Она сразу хотела меня увести, успокаивала, видя, что мои руки трясутся.
– Разве не видно? Бедняжка напугана. Что вы все налетели на нее, будто коршуны?
– Спокойнее, Рита, – отвечал Гордон. – Мы понимаем твои чувства в память к матери мисс Чарльстон, но дохинай, почти принявший форму человека – это не шутки.
И с тихим вздохом Вильсон кивала, соглашаясь.
Когда вернулся Виктор, мне пришлось повторить все то же самое уже для него. Он слушал, не перебивая ни разу, лишь когда я закончила, произнес:
– Возможно, вас подвело воображение, мисс Чарльстон. После написания доклада для моего предмета. Но то, что вы описываете, не похоже на нечисть данного типа.
– Что? – воскликнула я, вскакивая со стула. – Намекаете, что я все выдумала?! И нечисть бесилась просто так?
– Нечисть всегда бесится, – спокойно выдал младший Фенир. – А вот дохинай не умеют смеяться. Они вообще не испытывают собственных эмоций, только злоба того, кто их призвал.
– И точно! – радостно подхватила мисс Вильсон. – Это ведь общеизвестный факт. Ты уверена, Элизабет, что тьма хохотала?
Я кивнула, злобно зыркнула на надменного Фенира-младшего.
– Что и требовалось доказать, – заключил он, – девушка бредит.
– Не бредит! – поправила его мисс Вильсон. – Просто Элизабет немного устала.
Она подошла ко мне и погладила по голове, будто мозгоправ неизлечимого пациента: с тенью жалости и сожаления.
Я недовольно вскинула руку:
– Но постойте!