Из шатра вдруг послышался окрик, и насторожившийся унтер мигом метнулся за входной полог шатра.
Через минуту он же выскочил наружу и торжественно объявил:
– Господин полковник желает вас принять немедленно, – и, насторожившись, загородил дорогу Матвею: – Ты-то куда, остолопина, пыром прёшь, не видишь, что ли, тут только господ принимают!
– Но-но, полегче тут! – развернувшийся к каптенармусу Алексей решительно отодвинул его в сторону. – Этот человек здесь со мной, и вообще он сам из солдат вышел, всю семилетнюю войну с пруссаками на штыках провёл, так что ты тут аккуратнее то с этим остолопом, дядя!
Усатый на это только выпучил глаза, а Сенцов хохотнул, и вся троица шагнула за порог.
Прапорщик вытянулся по стойке смирно и, вскинув к треуголке руку, чётко доложился:
– Ваше высокоблагородие, дежурство при штабе армии сдал без нареканий. Сопроводил в наш полк определённого на службу нового унтер-офицера. Никаких особых указаний от командующего для вас пока не было. Доложился прапорщик Сенцов!
В командирском шатре перед зашедшими стоял невысокий, с острыми чертами лица и внимательными глазами военный. Выслушав рапорт Сенцова, он перевёл свой взгляд на Алексея. Тот подобрался и, вспоминая свои курсантские годы, сделал «вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим начальство не смущать», как и завещал когда-то давно в своём указе царь-батюшка Пётр I.
– Ваше высокоблагородие, старший сержант Егоров для прохождения службы в Апшеронский пехотный полк прибыл! – рявкнул он что есть мочи и уставился поверх треуголки полковника.
– О как! – хмыкнул тот. – Из каких ты сам-то будешь, сержант?
Алексей набрал в грудь воздуха и выдал громкой скороговоркой:
– Младший сын отставного секунд-майора Егорова Петра Григорьевича Алексей из Козельского уезда Московской губернии. Отправлен батюшкой на действительную службу в войска из отпуска в поместье, где проходил обучение наукам.
– Тише, тише, Алексей, не нужно орать так, чай не на плацу сейчас находишься, а у полкового командира в шатре, – усмехнулся Колюбакин.
– Вырабатываю командный голос, ваше высокоблагородие, – чуть сбавив тон, прямо как в известном фильме ответил юноша и начал буквально есть глазами стоявшего перед ним офицера.
– Ух, хитёр, хитёр стервец! Где докладывать-то так лихо научился? – покачал с ухмылкой головой командир полка. По всему было видно, что этот диалог с зелёным унтером ему явно нравился.
– Находился под началом своего батюшки бывшего офицера императорской армии в родительском поместье, воспитатель у меня тоже из отставных солдат матушки-императрицы Елизаветы Петровны, – ответил проникновенным голосом Лёшка и чуть скосил взгляд на стоявшего позади него Матвея.
Колюбакин перешёл чуть в сторону и оказался прямо перед Матвеем. Дядьку же было не узнать – в шатре уже стоял не прежний мешковатый крестьянин-увалень, а знающий себе цену старый «уставной» солдат. Он так же лихо, как и его воспитанник, представился отставным фурьером, что соответствовало среднему унтер офицерскому званию, и теперь молодцевато глядел на полкового командира.
– Где в «семилетнюю» довелось служить, солдат, и в каких баталиях сам участвовал? – спросил его Колюбакин, внимательно вглядываясь в лицо.
Тот выдохнул и чётко доложил:
– Служил под командой их высокопревосходительств полковников графа Остермана и Суворова Александра Васильевича в Астраханском пехотном полку. Был в осаде Мемеля, баталиях при Гросс-Егерсдорфе, Пальциге и при Кунерсдорфе, брал Берлин и Кольберг, ваше высокопревосходительство. Последние два года служил в отдельной егерской команде секунд-майора Егорова Петра Григорьевича. Затем был отставлен из армии по ранению и болезни и находился в имении своего батальонного командира.