– Старший сержант Егоров! – представился Лешка, вытянувшись во фрунте.
Маленькие глазки подпоручика как острые буравчики из под мохнатых и чёрных бровей сверлили застывшую перед ним фигуру юноши. Всё у того было с первого вида как и положено уставному унтеру – в чистоте да исправности. Но это явно был бы не Медведев, если бы он что-нибудь у кого-нибудь да не нашёл.
– Бант на косе выше уровня воротника кафтана, сама коса напудрена слабо. Непорядок и небреженье, унтер-офицер! – протянул он недовольно и постарался поймать взгляд Лёшки.
– Виноват, ваше благородие, устраню тотчас же, – рявкнул тот по-уставному и, нахмурив брови, продолжил таращиться своими выпученными глазами поверх офицерской треуголки.
Подпоручик хотел было уже перейти к следующему ряду, как вдруг в его глазках мелькнула искра удивления, и он с какой-то злой радостью потянулся к штуцеру унтера.
– Это что за винтовальная фузея у тебя такая, сержант? Что за балаган тут вообще с оружием происходит? Мало того, что вы офицерскую шпагу на себе таскаете, так ещё и с неположенным ружьём сюда, в общий строй встали!
Штуцер в его руках блестел дорогой бронзовой и латунной отделкой деталей, а само оружие было идеально вычищено и смазано.
– Получите для себя обычную фузею, а штуцер я с собой забираю, – подпоручик с нескрываемым восторгом гладил ложе дорогого оружия.
– Никак нет, ваше благородие, – неожиданно рявкнул Лёшка.
– Что-о?! – в крайнем удивлении протянул подпоручик, совершенно не ожидавший отказа, и уставился своими выпученными глазками на юношу.
– Командиром полка полковником Колюбакиным предписано мне и далее владеть сим винтовальным штуцером и вести из него непрерывное обучение точной стрельбе, давая затем отчёт его высокоблагородию лично! – проорал по-уставному Лёшка и протянул руку за своим оружием.
Мыслительный процесс у Медведева занял весьма продолжительное время, было видно, как ему не хотелось выпускать из рук такое дорогое и редкое оружие, наконец, он, как видно, себя пересилил и протянул его обратно унтер-офицеру.
– Чистить ствол нужно лучше, сержант, и смазывать как следует, а не абы как, – и, мотнув недовольно головой, он перешёл к следующей шеренге.
Потянулась рутинная солдатская служба, состоявшая из обязательной шагистики и муштры, овладения приёмами штыкового боя, быстрой зарядки оружия, караулов и разных лагерных работ. Всё это Лёшка проходил наравне со всеми солдатами в своей полуроте.
Рота в их пехотном полку состояла из четырёх плутонгов, или же взводов, если перевести всё на язык XXI века. В каждом плутонге было примерно по 35 рядовых при двух капралах. В самой же роте было от 140 до 160 рядовых, десять унтер-офицеров и по четыре обер-офицера. Высший обер-офицерский чин командира роты, как правило, занимал поручик или же капитан. Заместитель командира роты, соответственно, был в чине подпоручика или поручика, а уж полуротами командовали прапорщики.
Следующей, более высокой ступенькой в войсковой иерархии от роты и далее был батальон, в Апшеронском и многих других пехотных полках таких батальонов по штату было два. В каждый из них входило по шесть рот, первая из которых называлась гренадёрской. Туда отбирались наиболее рослые и физически крепкие люди, и их форма отличалась от прочих. Помимо гренадёрской в батальоне было ещё пять мушкетёрских рот. Батальонами обычно командовали майоры, но случалось, что и подполковники.
Два батальона с их двенадцатью ротами как раз-то и составляли пехотный полк. В полку помимо этих рот были приписанные полевые орудия с их прислугой и егерская команда. В каждом полку была большая тыловая служба во главе с полковым интендантом, заведовавшим помимо снабжения подразделений боеприпасами, амуницией и продовольствием ещё и лекарским, ремонтным и финансовым делом.
Всего по штату в полку было более двух тысяч строевых солдат, несущих основную службу, и около двух сотен нестроевых, предназначением которых было обеспечивать полк всем необходимым, дабы не отвлекать его от выполнения своих основных задач. Правда, в боевых действиях солдат участвовало гораздо меньше. Как правило, одна рота от батальона оставалась в местах постоянной дислокации полка, с больными, увечными, солдатскими семьями и со всем основным имуществом. Подтачивали действующую армию боевые и особенно санитарные потери. Ведь при большой скученности народа такую болезнь, как дизентерию, и прочие недуги никто в это время не отменял.
Русская императорская армия комплектовалась на основе постоянных рекрутских наборов, поставляли в неё в основном вчерашних крестьян. После первоначального обучения в рекрутских командах рекрут попадал в свой полк, который теперь становился для молодого солдата его родным домом на всю оставшуюся жизнь, ведь служба у солдат в XVIII веке была пожизненной. Только в 1793 году по указу императрицы Екатерины II её ограничили 25 годами.
Новобранец принимал присягу, которая навсегда отделяла его от прежней крестьянской жизни. Он получал из государевой казны шляпу-треуголку, кафтан, плащ-епанчу из плотного сукна, камзол со штанами, галстук, сапоги, поясной ремень и патронную сумку, ранец, башмаки, чулки, исподние рубахи и портки, после чего начиналось его долгое обучение для строевой службы в полку. «Полковничья инструкция конного полка 1776 года» предписывала учить рядовых «чистить и вохрить штаны, перчатки, перевязь и портупею, связывать шляпу, наложить на неё каштет и обуть сапоги, положить на них шпоры, привить косу, надеть мундир, а потом стоять в требуемой солдатской фигуре, ходить прямо и маршировать… и когда он во всём этом обвыкнется, только тогда начать обучать его ружейным приёмам, конной и пешей экзерции». Требовалось много времени, чтобы научить вчерашнего простолюдина-крестьянина держать себя прямо, молодцевато и как положено по уставу – «чтобы крестьянская подлая привычка, уклонка, ужимки, чесание при разговоре совсем у него были бы истреблены».